Русская эмиграция и фашизм: Статьи и воспоминания

В дальнейшем около месяца о. Никон совершал богослужения в ранее закрытой усташами сербской церкви г. Киселяк и русском храме г. Сараево, настоятель которого протоиерей Алексий Крыжко, несмотря на давление хорватских властей, сохранил верность юрисдикции Зарубежной Русской Церкви. Поход для причта Александро-Невской церкви закончился в крещенский сочельник прибытием в штаб Корпуса, размещавшийся в г. Добое.

25 января 1945 г. о. Никон написал митрополиту Анастасию отчетный доклад, в котором отметил мужество, самоотверженность, усердие и преданность многих священнослужителей Корпуса, нередко исполнявших свои пастырские обязанности на боевых позициях, но также с прискорбием извещал о трудновосполнимых потерях большей части имущества полковых церквей. В конце доклада игумен сообщал:

«В настоящее время после подтверждения своего назначения корпусным священником со стороны военного начальства я имею в виду установить должную связь с духовенством Корпуса и за неимением положения о корпусном духовенстве временно определить свои взаимоотношения с ним применительно к прежним законоположениям о военном духовенстве и уставу духовных консисторий, считая свои права и обязанности соответствующими должности благочинного. Прошу подтверждения сего со стороны Вашего Высокопреосвященствам. [315] Там же.

20 февраля Б.А. Штейфон также написал митрополиту, прося наградить всех священнослужителей Корпуса «за храбрость», в том числе возвести игумена Никона в сан архимандрита. Почти все просьбы командира Корпуса были удовлетворены. 14 марта Архиерейский Синод постановил возвести священника Григория Баранникова в протоиерея, игумена Никона и иеромонаха Никодима – наградить наперсным крестом, священника Василия Воскобойникова и иеромонаха Викторина – набедренником, а священника Владимира Могилева – скуфьей. [316] Набедренник – продолговатый четырехугольный плат с изображением креста, носится на бедре с правой стороны; первая награда православного священника. Скуфья – головное покрытие из фиолетового бархата (как и камилавка); вторая награда священника, жалуемая ему не ранее чем через три года после набедренника. Протоиерею Борису Молчанову, священнику Владимиру Ульянцеву и игумену Никону было преподано благословение Синода. 16 марта Владыка Анастасий известил об этом Штейфона, указав, что о. Никона не могли возвести в архимандрита, так как он недавно удостоен сана игумена.

Отец Иоанн Баско остался без награждения как подавший 16 февраля прошение об увольнении от службы в Корпусе по состоянию здоровья и возрасту и 13 марта освобожденный от должности священника 5-го полка с зачислением в приходскую общину. 24 февраля Штейфон попросил митрополита Анастасия о рукоположении в диакона корпусной церкви вместо убитого иеродиакона Вассиана ефрейтора Олега Беляева, окончившего в 1942 г. Богословские миссионерские курсы в Белграде. 13 марта Владыка поставил на этом ходатайстве резолюцию о том, что Беляев должен сам подать прошение и, судя по всему, рукоположение не успело состояться. [317] СА.Д. 51/44.

Воспользовавшись затишьем в боевых действиях, Б.А. Штейфон приезжал в Германию и, явившись 31 января к генералу А.А. Власову, заявил о своей готовности безоговорочно ему подчиниться. Но попытки Власова добиться переброски Русского корпуса в Германию не имели успеха, и Корпусу вскоре пришлось участвовать в тяжелейших боях под Травником и Брчко против наступавшей Народно-освободительной армии Югославии И.Б. Тито. [318] Русский корпус на Балканах… с. 18, 26-27.

В начале 1945 г. помимо о. Никона о своем окормлении частей Русского корпуса митрополиту Анастасию написали еще несколько священнослужителей, в частности иеромонахи Никодим и Викторин. 25 февраля о. Викторин сообщил, что в с. Мирковцы православный хорват умолял его сохранить последнюю святыню оскверненного усташами храма – мощи, спрятанные в верхнюю доску святого престола. Отец Викторин взял не только мощи, но и поврежденные ударами иконы, а также полусожженный антиминс, найденный в другой разрушенной сербской церкви. Все это он по акту передал игумену Никону.

Обширный отчетный доклад 8 марта отправил Владыке священник 4-го полка иеромонах Никодим. Он откровенно сообщил о чрезвычайных тяготах службы в обстановке почти непрерывных ожесточенных боев, в частности невозможности лично отпевать многих павших, так как нередко приходилось отступать «без возможности выносить убитых и тяжелораненых воинов, которых партизаны обыкновенно добивают». Устраивать богослужения в боевой обстановке удавалось лишь изредка для отдельных небольших частей полка; в городах и в монастыре в Овчарской Бане использовались местные православные храмы, причем для сербов, лишенных своих священников (убиты усташами или бежали), эти службы являлась «большим утешением».

Иеромонах отмечал, что «православные сербы оказывали при этом священнику, хотя и русскому, такое уважение и внимание, которое мы никогда не видели в Сербии. Только тут мы обоюдно чувствовали свое братство по вере». Церковное имущество, собранное в Белграде и Белой Церкви и вывезенное оттуда о. Никоном, в том числе чтимая икона св. кн. Владимира, погибло при нападении изменивших четников на перевозивший его железнодорожный состав. При отходе из Сербии пропал без вести служивший санитарным унтер-офицером священник Василий Никонов. Самому о. Никодиму было 62 года, он страдал от последствий ранений, полученных в Гражданскую войну, нередко ночевал на открытом воздухе, а в непогоду при дожде. Резко критиковал иеромонах и отношение к священнослужителям полкового начальства, отводившего им место пребывания обычно в обозе. [319] СА.Д. 51/44.

Доклад о. Никодима привез митрополиту Анастасию в Карлсбад священник Владимир Могилев, который при встрече с Владыкой рассказал и о личных впечатлениях. Кроме того, в Карлсбаде, где тогда находился Архиерейский Синод, во второй половине марта побывал игумен Никон. Под впечатлением от этих докладов и бесед митрополит Анастасий 28 марта писал Б.А. Штейфону:

«Я вижу, что священники в самое тяжелое для их паствы время находились по преимуществу в обозе, вне возможности обслуживать тех, для кого они главным образом нужны. Полковое начальство в большинстве случаев совершенно не учитывает значение близости священника именно к передовым позициям, где он может напутствовать умирающих и отпевать убитых. Священники оказываются в положении элемента, служащего только обременением в походе, о чем иногда, не стесняясь, говорят им ответственные начальствующие лица, а церковное имущество трактуется как наименее важное. Этим, в большей мере, надо объяснить то обстоятельство, что почти все оно полностью утрачено».