Русская эмиграция и фашизм: Статьи и воспоминания

Русские эмигранты особенно не любили эти паломничества, уже не говоря о том, что они отнимали много часов, но кроме того чиновники префектуры обычно бывали чрезвычайно нелюбезны. Они относились так, точно оказывали большую милость, выдавая вам документ, который по закону должны были выдавать, и за который иностранец платил.

Конечно, отношение к иностранцам были не одинаковы, и все зависело от того, чье подданство имел данный иностранец. К бесподданным французские чиновники относились свысока. К русским было особенно плохое отношение, так как французы считали, что во Францию понаехало слишком много эмигрантов, и они отнимают работу от французов.

У меня был финляндский паспорт, [476] Уволенный 3 апреля 1918 г. с Балтийского флота капитан 2-го ранга Г.К. Граф остался в Гельсингфорсе (Хельсинки), перешел на финляндскую службу и принял финляндское гражданство. поэтому отношение ко мне было несколько лучше, но и не слишком почтительное, так как Финляндия была маленьким государством. Главное же, что многие чиновники не знали, что это за страна и где она находится. Один чиновник очень удивился, когда я ему сказал, что она – в Европе. Он признался, что всегда считал, что она где-то в Африке.

Совершить путешествие в префектуру для меня было очень скучным делом. Но я не мог откладывать, так как в такое тревожное время, которое мы переживали, было очень неосторожно иметь просроченный французский документ. Если бы меня случайно остановил какой-нибудь полицейский, и я ему предъявил бы просроченную «карт д-идентитэ», то никакой немецкий документ не спас бы меня, и я оказался бы в ближайшем комиссариате. Одним словом, освободившись от немецкой полиции, я мог бы попасть в руки французской. Поэтому я через несколько дней отправился в префектуру.

Первым затруднением было найти место, которое должно было выдать мне нужный документ. Когда я, в конце концов, попал в нужное место, то должен был купить гербовую бумагу и написать прошение. После того как я его подал, надо было вооружиться терпением и ждать.

Прошло более двух часов, прежде чем я был вызван и проведен к какому-то чиновнику, судя по всему, одному из старших этого отдела. К моему удивлению он принял меня более чем любезно. Он просил дать мне немецкий лагерный билет и с ним ознакомился. Затем он стал расспрашивать, где я жил до Парижа, сколько лет во Франции, что делал, когда и кем был арестован, и отчего немцы меня выпустили из лагеря. При этом я сразу же столкнулся с «обязательством», данным мною немцам, после чего, конечно, был спрошен французом «за что был арестован». [477] После освобождения из компьенского концлагеря Фронт Сталаг-122 Г.К. Графа вызвали в Гестапо и вынудили подписать обязательство: никому не говорить о причине ареста, не заниматься политикой и извещать о месте проживания. Обергруппенфюрер СС пригрозил: нарушение этих обязательств влечет за собой заключение в еще более тяжелых условиях ( Граф Г.К. На службе Императорскому Дому России. 1917-1941: Воспоминания. СПб., 2004. с. 468 – 469). Хорошо, что я действительно не знал, за что арестован, и просто сказал, что не знаю. По моему тону он понял, что я действительно не знаю, а если бы пришлось что-либо скрывать, то он сразу бы понял что что-то неладно. Также он много задавал вопросов по поводу великого князя и его отношений с немцами.

В конце концов, он сказал, что я получу «карт д-идентитэ» на год, что было большой льготой, так как все вновь приезжающие в Париж первоначально получали временную карту на месяц, два или полгода. Таким образом, этот скучный визит сошел вполне хорошо, и я получил некоторое «вознаграждение» за сидение в немецком лагере, так как было ясно, что любезность французского чиновника была основана на том, что он считал меня «жертвой немцев» и, следовательно, их врагом. Особенно принимая во внимание, что я был финляндец, а Финляндия была в союзе с немцами, и все же был посажен в лагерь.

Таким образом, я надеялся, что освободился от префектуры на год, но вышло совсем не так. Недели через две к нам на квартиру пришел какой-то «детектив» [478] Detective (франц.) – сыщик. из префектуры. Он передал мне, что какой-то «комиссар де полис» [479] Commissaire de police (франц.) – комиссар полиции. просит меня, когда это будет мне удобно, зайти к нему в префектуру в какой-то отдел. Вел себя «детектив» очень любезно.

Всякое «приглашение» в полицию обычно на всех действует неприятно. Можно за собой не чувствовать никаких «провинностей», но все же попасть в неприятность, особенно будучи иностранцем в оккупированной неприятелем стране. Правда, приглашение было передано в необычно любезной форме, и это было хорошим знаком. Но, во всяком случае, я решил пойти к комиссару на следующий же день.

Указанный мне отдел был отделом тайной полиции. Комиссар меня сейчас же принял и был чрезвычайно любезен – извинился за беспокойство и сказал, что вызвал меня, чтобы сообщить, что он получил указание назначить специального детектива, чтобы он охранял мою личность. Не то что он должен был постоянно находиться при мне, но если бы я заметил, что кто-нибудь следит за мною или, вообще, что-либо произошло со мною, то я должен немедленно сообщить означенному детективу. Я был чрезвычайно удивлен, но не подал виду, так как ведь такая «охрана» могла быть и слежкой со стороны французов.

Затем комиссар начал расспрашивать меня про великого князя и сообщил, что когда тот приезжает в Париж, то его детективы несут охрану его. Он также спросил, не знаю ли я: немцы только охраняют его или ведут и наблюдение за ним. Я сказал, что, насколько мне известно, в Сен-Бриаке его охраняют и немцы, и французы, и очень вероятно, что охрана совмещается со слежкой.

Пробеседовали мы с ним добрый час и, наконец, он меня отпустил. При прощании он опять извинился за беспокойство и подтвердил, что должен к нам сейчас же обращаться в случае нужды. Даже проводил до двери, что было уже высшей любезностью.

Через пару дней ко мне заявился господин детективного типа. Он отрекомендовался полицейским агентом, который, так сказать, назначен ведать мною и готов всегда быть в моем распоряжении (очевидно, наблюдать за мною). Мне оставалось лишь его благодарить и сказать, что я в случае нужды немедленно обращусь к нему. Но я совсем не был рад такой опеке. Однако в те времена все могло случиться. Да и отказываться от «заботливости» французской полиции было нельзя.

К счастью, за семь лет жизни в Париже после освобождения из лагеря я не имел никакой нужды в помощи полиции. Тем не менее, первый год этот детектив заходил ко мне через большие промежутки времени. После прекращения войны меня уже больше никто не «охранял».