Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

В Научном совете доминировали геологи (группа их была эвакуирована из Ленинграда на Кавказ, а там потом захвачена немцами); к идеологическим проблемам и политической пропаганде они были равнодушны.

Думаю, что основная работа над Манифестом легла на плечи самого Жиленкова (наверное, в сотрудничестве с Ковальчуком); наши материалы служили сырьём.

При составлении и согласовании списка членов КОНР, как мне говорил генерал Трухин, немцы вычеркнули полковника Боярского (резко и открыто порицавшего немецкую политику), профессора Этерлея и меня; но Власов меня отстоял, и я присутствовал на совещании Комитета 12 ноября, где под председательством Жиленкова был рассмотрен и утверждён окончательный текст Манифеста.

Получив текст и ознакомившись с ним, я не сразу понял замысел Жиленкова: одобрить его в целом, без критики, поправок и переделок. Я выступил по пункту 2, который считал основным. У меня в проектном тексте он выглядел так: «Утверждение национально-трудового строя, при котором все интересы государства подчинены задачам поднятия благосостояния и развития нации, а положение человека в обществе определяется не его происхождением, богатством или партийной принадлежностью, а его моральными и деловыми качествами, его способностями и трудом».

Конечные слова придаточных предложений («нации», «трудом») расшифровывали основное понятие главного («национально-трудового»).

Для меня оно было ключевым, но включение его в Манифест движения наталкивалось на политико-психологические сомнения: словосочетание «национально-трудовой» было характерно для НТС и его программы, и можно было лишь гадать, окажется ли связь движения с Союзом на будущее тактически полезной или вредной для обеих сторон. Руководство НТС сидело в тюрьмах и лагерях Гестапо, и я принял на себя рискованное решение включить термин в проектный текст.

Слово «нация» обозначало всё население страны, оно объединяло все национальности России, но противостояло коммунистическому интернационализму. Это было приемлемо всем, как и трудовой критерий для положения человека в обществе.

Я считал очевидным, что проектный текст пункта надо давать полностью, но он был урезан путём изъятия трудового критерия. Я предложил восстановить полный текст, но Жиленков сказал, что это длинно и не стоит того, поскольку оставлено главное: государство и нация.

Тогда я перешёл ко Введению и предложил сократить его: изъять абзацы 3,4,5 о «плутократах» Англии и США и всё прочее, а просто после конца второго абзаца «Происходящая мировая война является смертельной борьбой противоположных политических систем» сразу начать абзац 6: «За что же борются в эту войну народы России?»

Жиленков ответил, что сказано о «плутократах», не о народах. Но я стал напирать на непомерную длину Введения, которая занимает половину документа, и тут меня поддержал профессор Ф.П. Богатырчук (врач, известный украинский шахматист), который тоже предложил сократить Введение. Тогда Жиленков сухим тоном, не допускающим возражений, произнес: «Это должно остаться!» Стало ясно, что всё согласовано и спорить нечего.

У меня было ещё одно соображение, которое я уже не стал излагать. В перечислении гражданских свобод мне всегда казалась идеальной лаконичная формулировка графа С.Ю. Витте в Манифесте 17 октября 1905 года. Это – четыре «С»: свобода совести, слова, собраний и союзов. Под свободой совести юриспруденция понимает свободу религии, вероисповеданий. Свобода слова могла включать в себя свободу печати и радиовещания; свобода собраний – демонстрации, манифестации. Свобода союзов – различные объединения, вплоть до политических.

«Четвёртая свобода» выпала уже в «Смоленском обращении», датированном 27 декабря 1942 года. Говорили, что немецкие друзья не советовали «дразнить гусей» намёком на многопартийность. В лекциях я пользовался «компромиссом»: говорил о свободе союзов «профессиональных, творческих, спортивных и других», но и это не одобрялось (даже без «других»).

Так или иначе, строка о свободах в пункте 11 Манифеста КОНР вышла не полной (без свободы союзов), да к тому же юридически малограмотной: Жиленков по примеру «Смоленского обращения» написал о «введении свободы религии, совести»; у меня было «совести (религии)». Надо было добиться дополнения, исправления, но я уже «спустил пар» и не стал «докучать начальству».

Кстати, в «Схеме» НТС, которой мы руководствовались при чтении лекций, наряду с некоторыми другими противоречиями этого сырого материала не всё было гладко со свободами. Говорилось о «свободе союзов, объединений», а также о «свободе политических убеждений». Но в то же время резко критиковалась многопартийность с её «разнузданной борьбой за власть, разрушающей государственный правопорядок и национальную солидарность».

Вообще, нам, солидаристам из НТС, не удалось тогда найти юридический механизм для оптимального сочетания свободы с государственной консолидацией. Это в значительной мере удалось Аденауэру, который ввёл в ФРГ процентную норму для количества полученных партиями на выборах голосов, которая обеспечивает участие их в управлении страной. Ныне это стало обычным для государственного строительства.

14 ноября 1944 года в Праге Комитет Освобождения Народов России был учреждён. Генерал Власов огласил текст Манифеста:

«Соотечественники! Братья и сёстры!

В час тяжёлых испытаний мы должны решить судьбу нашей Родины, наших народов, нашу собственную судьбу.

Человечество переживает эпоху величайших потрясений. Происходящая мировая война является смертельной борьбой противоположных политических систем.

Борются силы империализма во главе с плутократами Англии и США, величие которых строится на угнетении и эксплуатации других стран и народов. Борются силы интернационализма во главе с кликой Сталина, мечтающего о мировой революции и уничтожении национальной независимости других стран и народов. Борются свободолюбивые народы, жаждущие жить своей жизнью, определённой их собственным историческим и национальным развитием.

Нет преступления большего, чем разорять, как это делает Сталин, страны и подавлять народы, которые стремятся сохранить землю своих предков и собственным трудом создать на ней своё счастье. Нет преступления большего, чем угнетение другого народа и навязывание ему своей воли.

Силы разрушения и порабощения прикрывают преступные цели лозунгами защиты свободы, демократии, культуры и цивилизации. Под защитой свободы они понимают завоевание чужих земель. Под защитой демократии они понимают насильственное навязывание своей политической системы другим государствам. Под защитой культуры и цивилизации они понимают разрушение памятников культуры и цивилизации, созданных тысячелетним трудом других народов.