Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Пакт трёх держав – Германии, Японии и Италии – был подписан 27 сентября 1940 года. Этот союз трёх могущественных антикоммунистических держав должен был серьёзно обеспокоить СССР, однако тот не проявил, по крайней мере внешне, никакого беспокойства.

11 октября немцы вошли в Румынию. Это повлекло за собой, – как выразился германский посол в Москве, – «лёгкое охлаждение германо-советских отношений». Риббентроп, чувствительный к этому охлаждению, старался поправить дело. Он предложил фюреру свидание со Сталиным. «Вы бредите, – ответил Гитлер, – вы отлично знаете, что Сталин никогда не согласится приехать в Берлин; не захотите же вы, чтобы я ехал к нему в Москву». «Я получил лишь разрешение, – показал Риббентроп, – сообщить Сталину просьбу о командировке Молотова в Берлин».

Молотов приехал 10 ноября. Официально Германия и СССР были ещё добрыми друзьями. Приём советского наркома был обставлен военной показной пышностью и несколько грубоватым радушием, которое так характерно для церемоний тоталитарных держав. Сохранилась фотография: Риббентроп весело смеётся, а Молотов со своим непроницаемо лукавым лицом протягивает ладони, как будто говоря: вы видите, я ничего не взял. Германские дипломатические документы констатируют, что результат поездки Молотова был удовлетворительный: «СССР, по-видимому, склонен примкнуть к тройственному пакту после улаживания нескольких вопросов, перечень которых следует».

Вот эти вопросы:

В отношении Финляндии Молотов осторожно нащупывал почву. Германия отказалась допустить простую аннексию всей страны Советским Союзом, но выразила готовность сделать кое-какие уступки.

Молотов был посвящён в проект действий против Греции для поддержания Италии, и дал согласие на это. Со своей стороны, он потребовал признания советских интересов в Болгарии, аналогичных немецким интересам в Румынии. Немцы согласились.

По поводу проливов Босфор и Дарданеллы немцы заявили, что они вполне понимают стремление СССР «стать там твёрдой ногой» и они вовсе не отстаивают господства Турции над проливами; равным образом они поддерживают советские притязания на район Карса и соглашаются оказать общее давление на Турцию.

Наконец, немцы заявили, что они не заинтересованы в Персии, а СССР выразил готовность уладить свои недоразумения с японцами.

В общем, это было почти соглашение. Две агрессивные державы ещё находили достаточное поле для «мирных» захватов, откладывая схватку между собой на будущее. Тот, кто воспринял бы эти договорённости буквально, нашёл бы в них больше шансов на мир, чем на войну.

Однако это была лишь поверхностная линия. Иным было впечатление, которое приезд Молотова произвёл на Адольфа Гитлера. Вот, что сказал Кейтель: «Требования Молотова встревожили фюрера. Молотов имел в виду возобновление войны с Финляндией для того, чтобы захватить всю страну; он стремился к экспансии на Балканах и в Дарданеллах. Фюрер видел в этих планах контуры большого манёвра с целью охвата Германии».

Три недели спустя, 18 декабря 1940 года, Гитлер составил то, что представляет собой один из самых значимых документов войны – Директиву № 21, известную под именем «план Барбаросса» и фигурировавшую в Нюрнберге под № 446 П. С.

Эта директива начинается так:

«Необходимо, чтобы Вооружённые Силы Германии были в состоянии сокрушить Россию в течение короткой кампании. Если обстоятельства позволят, я отдам приказ о сосредоточении войск, по крайней мере, за восемь недель до начала операций».

Журнал «Грани» (изд-во «Посев»), 2000, № 193

По этой обжигающей дате, 22 июня, не скользнёшь равнодушным взглядом. Ощущение так и не раскрытой тайны не оставляет в покое. За последние годы стали видны многие скрытые пружины, но явно не все.

Историки в тупике: как мог германский удар 22 июня оказаться внезапным несмотря на десятки предупреждений? Ведь считается, что в Кремле был известен (то ли в общих чертах, то ли полностью) и план «Барбаросса». Почему же Сталин оставался так спокоен вплоть до 22 июня? Он был в чём-то твёрдо уверен. В чём? Кто-то абсолютно мастерски ввёл его в заблуждение. Кто? Немцы? Англичане?

Эти вопросы задавались так часто, что превратились почти в риторические. Стало казаться, что ответов не будет никогда. Но тут важный шаг к истине сделал Виктор Суворов. Даже несогласные с ним не могут отрицать, что его книги высветили немало тёмных углов, согласовали массу противоречивых фактов. Главный вывод Суворова таков: за привычной версией застигнутого врасплох СССР скрывалось нечто совершенно иное. Ещё в 1930-х, в предвидении европейского похода нацизма, Сталин решил дождаться пока немцы увязнут в войне на Западе, нанести им удар в тыл, сломить внезапностью и перевесом мощи и дойти без остановок до Атлантики по уже разгромленным Гитлером странам, советизируя их. Любой иной сценарий мировой революции на штыках Красной Армии привёл бы к соединению всех стран Европы против СССР, этот – нет. Во исполнение сталинского замысла была осуществлена полная милитаризация народного хозяйства, налажен массовый выпуск наступательного оружия, часто лучшего в мире, создана огромная армия. Весной 1941-го был начат её скрытый вывод к западным границам.

У читателей Суворова кружится голова при мысли, что история могла пойти по сталинскому плану, 6 июля 1941 года начался бы второй этап мировой революции и мы ныне жили бы, чего доброго, в каком-нибудь Союзе Советских Республик Трёх Материков. Но тогда не погибли бы 20 (или даже 27) миллионов наших сограждан, не задымили бы печи концлагерей. Трудный, признаемся, выбор – даже на уровне умственной задачи.

И всё же. Пусть кремлёвский диктатор готовил удар (для нашего дальнейшего расследования принимать версию Суворова, строго говоря, не обязательно), но почему он был уверен, что гарантированно нападёт первым? Ведь он знал о сосредоточении германских войск у наших границ, знал и о сроках. Что вселяло в него уверенность, что Гитлер отменит свой июньский удар, как отменил предыдущий, намеченный на 15 мая? У Суворова нет ответа на этот вопрос. Правда, одна гипотеза на сей счёт у него есть, но он и сам не считает её исчерпывающей. Он допускает, что Сталин мог считать немецкую угрозу блефом потому что, по данным разведки, в Германии не велось решительно никаких приготовлений к войне в зимних условиях. Так ли это было? Читаю в записках Василия Сухомлина: «15 мая 1941. Товарищ, приехавший из Гарб (департамент Верхние Пиренеи) рассказал, что в Пиренеях и в Испании немцы закупают у скотоводов десятки тысяч бараньих шкур для армии. Ясно, что эти овчины нужны им не для похода в Северную Африку» 1.