Светлана Лучицкая - Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов

Старофранцузский эпос . Хроники крестовых походов были тесно связаны со старофранцузским эпосом — в частности, шансон де жест первого и второго циклов крестового похода. [91]Три произведения составляют первый цикл о крестовых походов: «Антиохийская песнь», «Завоевание Иерусалима» и «Пленники». [92]

Наиболее важное из них — «Антиохийская песнь». [93]По общим представлениям это сочинение было написано в начале XII в. (наиболее принятая датировка — около 1100 г.) трубадуром Ришаром Паломником, а в конце XII в. переработано фламандским трувером Грэндором из Дуэ. Впрочем, существует мнение, что именно он был автором песни, а первоначальный текст вообще не существовал. [94]Большинство исследователей разделяет точку зрения, согласно которой Ришар Паломник первым описал в поэтической форме события Первого крестового похода. Кто же был этот поэт? Писал ли он по рассказам очевидцев или опирался на собственный опыт? Некоторые исследователи считали, что Ришар Паломник был непосредственным участником Первого крестового похода. [95]Они полагали, что песнь была написана на Востоке, как и другие песни цикла крестового похода. [96]Другие считали, что Ришар Паломник получал сведения из вторых рук. Некоторые исследователи полагали, что «книжечка» — libellus, которую видел в 1101 г. в Иерусалиме Эккехард, — и есть «Антиохийская песнь». [97]Доказано, что песнь имеет связи со многими хрониками Первого крестового похода — Роберта Монаха, Альберта Аахенского. [98]«Антиохийская песнь» описывает события от момента прибытия крестоносцев на Восток в 1097 г. (поэма начинается с описания распрей между крестоносцами и императором Алексеем) до победы христианских рыцарей над армией Кербоги в 1098 г. под Антиохией.

Песнь «Завоевание Иерусалима» [99]была написана около 1135 г. и посвящена взятию Иерусалима во время военной кампании 1099 г. и представляет собой как бы продолжение рассказа Ришара Паломника и Грэндора из Дуэ.

Песнь «Пленники» («Les Chétifs») рассказывает о романтических приключениях христианских рыцарей, взятых в плен турками-сельджуками во время осады Антиохии. Они чудом освобождаются из плена и встречаются со своими друзьями, чтобы всем вместе участвовать в осаде Иерусалима. Поэма, написанная на Востоке ок. 1149 г., полна экзотических деталей и баснословных рассказов, связанных с восприятием сказочного фантастического Востока. [100]«Антиохийская песнь» и «Завоевание Иерусалима» ближе всего стоят к реальности и содержат много правдоподобных деталей. Их связь с хрониками Первого крестового похода несомненна. Другие песни первого цикла крестовых походов, повествуя о событиях рыцарской эпопеи и прославляя Годфруа Бульонского, рассказывая о его мистическом дедушке — Рыцаре Лебедя, все дальше отходят от реальности. Эти романтические легенды о предках вождя крестоносцев — рыцаре Элиасе и его родителях — короле Ориане и королеве Беатрис и пр. — рассказаны в песнях «Рыцарь Лебедя», [101]«Детство Годфруа», [102]«Конец Элиаса» [103]и пр.

Цикл крестового похода расширяется в третьей четверти XIII в. Появляются новые песни: «Крещение Корбарана», «Взятие Акры», «Смерть Годфруа», «Песнь о королях Бодуэнах». [104]Их сюжеты перекликаются с хрониками крестовых походов. Одна из известных песен «Крещение Корбарана» рассказывает о боях под Антиохией в 1098 г. и атабеке Мосула Кербоге (Корбаране). В песни рассказано о том, как он обратился в христианство и даже сражался против своих бывших единоверцев. Многие события этой песни были предсказаны еще в первом цикле крестового похода, в частности, в песни «Пленники». В песни «Взятие Акры» («Prise d’Acre») в центре опять оказываются подвиги Годфруа Бульонского. В ней в фантастическом искаженном виде описана военная кампания правителя Дамаска Додекина (Дукака) против христианских рыцарей в 1139 г. [105]Наконец, в «Песни о трех королях» воспроизведена фантастическая история жизни и деяний правителей Иерусалимского королевства — Бодуэна I, Бодуэна II Буржского и короля Амори. Песнь «Смерть Годфруа» представляет собой фантастическую повесть о французских рыцарях — Годфруа Бульонском, его брате Эусташе и их приключениях на Востоке. В ней фантазия переплетается с реальностью и действуют некоторые реальные исторические персонажи (например, патриарх Ираклий).

Многие песни второго цикла крестового похода, написанные в XIV–XV вв., посвящены Салах-аддину. Это роман о Бодуэне Себурке (Бодуэне Буржском) [106]и поэма «Саладин». [107]В первом из них рассказано о приключениях Годфруа Бульонского и его брата Бодуэна, во втором — о военных кампаниях и путешествиях Салах-аддина.

Как уже отмечалось, модель христианско-мусульманского конфликта была разработана еще в старофранцузском эпосе королевского цикла и цикла Гийома. [108]Поэтому мы использовали ряд песен этих циклов: «Песнь о Роланде», «Осада Барбастра», «Алискан», «Песнь об Аспремон», «Фьерабрас», «Детство Гильома» и пр. [109]

Наконец, третья группа источников — иконографические. Речь идет о ряде иллюминированных рукописей хроники Гийома Тирского, вернее, ее старофранцузской версии и сочинениях писавших на старофранцузском языке продолжателей хроники. Сохранившиеся манускрипты, 17 из которых мы рассматриваем в этой работе, дают общее представление о визуальном образе ислама. 212 миниатюр в этих рукописях посвящены изображению мусульман. Они и составили основу нашего иконографического анализа.

Итак, корпус рассмотренных нами источников, в который мы включили хроники крестовых походов, «шансон де жест» и иконографические документы, позволяет приступить к изучению нашей темы — исследованию взаимодействия письменной, устной и визуальной традиций в формировании образа ислама в эпоху крестовых походов. Как уже было сказано, мы начнем наше исследование с анализа хроник Первого крестового похода.

Изучая образ ислама, мы попытаемся посмотреть на мусульманский мир глазами средневековых писателей, исходя из системы их ценностей. Очевидно, проникнуть в сознание хронистов мы сможем в том случае, если попытаемся проанализировать термины и понятия, которые используются для обозначения представителей иной культуры и конфессии.

Образ мусульман создаётся хронистами при помощи различных лингвистических средств. В частности, для обозначения иноверцев хронисты применяют разнообразную специфическую лексику: мусульмане именуются «врагами Господа» («inimici Domini»), «спутниками дьявола» («satellites Diaboli»), «врагами Бога и святого христианства» («inimici Dei et sanctae Christianitatis»). [110]Им противопоставлены «народ Божий» («populus Dei»), «рыцари Христовы» («Christi milites»), «паломники» («peregrini»), «племя Христово» («gens Christiana»), «сыны обетования» («filii adoptions et promissionis»), «народ христиан» («Christianorum populus»). [111]Семантические оппозиции пронизывают весь текст хроник: все свое — свои конфессия и культура — оценивается положительно, все чужое — наделяется отрицательным смыслом. Антитеза «свои — чужие» всегда эмоционально окрашена, поэтому мусульмане для хронистов «самые враждебные варвары» («iniquissimi barbari»), «варварское племя» («gens barbara»), «непристойные, вне брака рожденные турки» («Turci spurii et immundi»), «нечестивое племя» («gens nefaria»), «отлученный от церкви род» («excommunicata generatio»), «племя презренное, выродившееся, служащее демонам» («gens spreta, degener et daemonum ancilla»), «самый воинственный народ турецкий» («gens feroccisima Turcorum»), «племя нечестивое и жестокое» («gens impia et crudelis»). [112]Для средневековых писателей весьма типична дуалистическая концепция мира; мир эмоционально разделен на две части: на одной стороне — силы Зла — мусульмане, Антихрист, на другой — силы Добра, Христос. Дихотомическая структура языка отражает дихотомическую структуру сознания. Языковые средства средневековых писателей призваны создать негативный образ мусульман. Неслучайно наиболее часто употребляются пары терминов, например, «христиане — язычники» («Christiani — pagani», «Christiani — gentiles»). Чаще всего мы имеем дело именно с такими понятиями, которые принято называть «асимметрическими» (asymmetrische Begriffe). Согласно определению Р. Козеллека, [113]в такого рода концептах по разные полюсы разведены обозначения себя и других. Подобные термины используются лишь в одностороннем порядке. Особо важное значение они приобретают тогда, когда применяются к группам. С помощью таких концептов группа сама определяет себя, исключая при этом других. Благодаря таким «асиметрическим» понятиям рельефно подчеркнута резкая грань между «своими» и «чужими», христианами и мусульманами.