Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Нужно ли быть могущественным, нужно ли «лить человечью кровь по прихоти тирана иль Божьих тех бичей, что мы зовём великими людьми» [4] Цитата из стихотворения А. Ламартина «Милли, или Родная земля» ( прим. пер .). , словом, нужно ли сделать много шуму, чтобы занять место в истории? Великие империи привлекают гораздо больше внимания, чем мелкие княжества, завоеватели — чем завоёванные. Мидийцы и персы, Селевкиды, Аршакиды, Сасаниды, которые занимали нас до сих пор, располагали центр своих империй в западной части иранских земель — в Экбатанах, Сузах, Персеполе или Ктесифоне. Занимаясь ими, мы по преимуществу не покидали Запада. Даже искусство степей, искусство скифов и сарматов, если и давало возможность обратить внимание на Алтай, когда речь заходила о Пазырыкских курганах, или на Бактрию — в разговоре об Амударьинском кладе, в основном не выпускало нас из степей Восточной Европы. Сам по себе восток иранского мира мы почти не замечали, кроме разве что Афганистана, куда нас привели прежде всего кушаны. В лучшем случае мы посещали его в поисках колыбели парфян, саков, юэчжей, всех кочевников, постоянно сменявших друг друга, посещали, следя за походами Кира, Дария, Александра, упоминая эфталитов и тугю; и если мы там ненадолго задержались, то единственно в связи с описанием Греко-Бактрийского царства. А этот восток заслуживает большего, чем краткие экскурсы.

Он заслуживает большего, потому что Бактрия, Хорезм, Согдиана, Таримский бассейн были родиной высокоразвитых цивилизаций и дали миру столько же и даже больше, чем любые другие земли. Если именно здесь родился Заратуштра, если он здесь жил, то как можно предположить, чтобы столь великий ум вышел из некультурной среды? Разве женился бы Александр Великий — конечно, по любви, но также и из дипломатических соображений, — на девушке из варваров? Военачальник Спитамен, который столь энергично вёл повстанческую войну с македонянами, демонстрирует патриотизм согдийцев, а тот факт, что их язык использовали тугю в 581 г. (Бугутская надпись) и уйгуры в 762 г. (Сэврэйская надпись) для создания текстов, ставших основополагающими для их империй, показывает, как далеко распространилось согдийское влияние. Не имея великого культурного прошлого, Восточный Иран не дал бы в IX—XI вв. нескольких из величайших учителей мусульманской цивилизации. Всё это и ещё многое другое свидетельствует, что за безвестностью, в какую погружена древняя история Восточного Ирана, крылась активная жизнь. До нас её отголоски почти не дошли.

Мало того, что земли, которые в своё время назовут Западным Туркестаном и Восточным Туркестаном, не породили великих империй, но, даже когда эти земли не были порабощены, им не удавалось создать политического единства, о котором стоило бы говорить. Жители мелких княжеств, возникавших здесь и часто ограниченных пределами города и его ближайших окрестностей, чаще всего предпочитали радоваться жизни, обогащаться, торговать, размышлять или молиться, чем завоёвывать мир. Не то чтобы там недоставало воинов, причём воинов, любящих сражаться! Но их воинственность вполне утоляли схватки с соседями. Впрочем, и земли, где они жили, не годились для образования великих держав. Оазисы Тарима образовали мелкие общины, замкнутые и отделённые друг от друга пустынями, крайне враждебными человеку. Города Бактрии и Согдианы, не столь-изолированные, были окружены бескрайними степями, где жили всегда опасные кочевники. То ли из природной склонности к эгоцентризму, то ли вследствие соперничества, этнических или культурных различий эти сообщества никогда не могли выступить единым фронтом против врага, даже в эпохи величайших угроз, когда спасти их мог только союз, что они вполне сознавали. Это проявилось, когда население оазисов Таримского бассейна, устав от китайской интервенции, в 75-76 гг. н. э. восстало — все оазисы, но каждый сам по себе. Это видно и по более позднему примеру, когда начались арабские набеги на Согдиану и князья стали ежегодно встречаться, давая клятву объединиться против арабов — которую так и не исполнили, о чём вполне свидетельствует ежегодное возобновление обязательств.

Не только отсутствие больших политических проектов объясняет ту безвестность, масштабы которой мы только что упоминали. Центральная Азия долгое время была малодоступной и всё ещё остаётся terra incognita . He так уж давно ею заинтересовались историки и археологи, чьи работы приподнимают покрывало тайны и позволяют предсказать всё, что они откроют завтра. Она особо пострадала от действий великих разрушителей вроде Чингис-хана или Тамерлана и ещё многих других, как и от особо враждебных, жестоких явлений природы, защититься от которых ей было трудно. Её памятники архитектуры, сложенные по преимуществу из сырцового кирпича, покоятся в бесформенном виде под толстым слоем песка.

Счастливые народы не имеют истории. Согдийцы, бактрийцы, хотанцы и прочие кучарцы её имели, и часто драматическую. Мы догадывались об этом, упоминая тех, кто их завоёвывал, мы это увидим совершенно отчётливо, когда встретимся с другими. И однако они бесспорно были счастливы. В этом сходятся все наблюдатели. Это видно по тому, что там создано. Счастье, которое излучает их искусство, — первое, что поражает, когда обращаешься к нему. Люди оазисов любили жизнь во всех её проявлениях и умели ею пользоваться, как мало кто. Создаётся впечатление, будто они только и делали, что пировали, пили, праздновали, вели любезные беседы, флиртовали, охотились, сражались на турнирах, играли, слушали музыку, пели, танцевали, присутствовали при боях животных. В «Тан шу» говорится о жителях Карашара: «Для населения важны удовольствия и развлечения». Там же отмечается, что в Куче «в начале года семь дней проводят состязания баранов, коней, верблюдов». Подчёркивается учтивость, «почтительные манеры» жителей и особо уточняется, что в Хотане, «встречаясь, обязательно преклоняют колени». Люди тщательно одевались, носили красивые ткани, заботились о причёсках. В одних местах, особенно в Таримском бассейне, голову брили; в других, по преимуществу в Согдиане, отпускали длинные волосы, падавшие на плечи, и подрезали бороду так, чтобы она была заострённой. Жилища были украшены фресками, как царские дворцы в других местах. Элегантность этих людей, чуть манерная, как и их поведение, была тем не менее естественна, потому что они были аристократичны. Их осанка была благородной, запястья — тонкими, пальцы — изящными, кстати, очень похожими на пальцы статуэток из Фундукистана в Афганистане. Если они пили, то избегали унизительного опьянения и всегда заботились о том, чтобы держаться достойно. Тем не менее они посещали закрытые дома, которые государство облагало налогом. Танцовщицы и музыкантши из Кучи славились до самого Китая. Известно, что согдийские послы, направлявшиеся в Срединную империю, привозили их в дар, равно как страусиные яйца и львов. Немало согдийских музыкантов жило при императорском дворе и у мандаринов. остаётся добавить, что это они принесли в Китай семь нот гаммы. Живописные изображения знакомят с их инструментами: лютней, арфой, поперечной и продольной флейтами, рогом, кастаньетами, барабаном, тарелками. Фрески, как и тексты, дают понять, какие игры были популярны: триктрак (фреска в Пенджикенте, VIII в.), шахматы, поло, борьба. Они неустанно воспроизводят сцены галантных встреч, на одной из которых изображена группа обнажённых пухленьких детей во время танца (Куча, VI—VII в.). Все эти мирские сцены, авторы которых принадлежали к художественным школам, глубоко проникнутым религией, мирно уживаются с благочестивыми сюжетами, и часто кажется, что сами буддийские монахи не чурались этих удовольствий. Фрески VI—VII вв. в Балалык-тепе к северу от Термеза изображают донаторов — мужчин и женщин рядом с очень элегантными пирующими, которые поднимают кубки, словно произнося тосты.