Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Как мне впоследствии стало известно, наша дивизия продолжала наступательные бои до первых чисел декабря 1943 года, но безуспешно. Затем все соединения 10-й гвардейской армии были сменены и переброшены на 1-й Прибалтийский фронт в район г. Великие Луки. Наша дивизия освобождала Калининскую и Псковскую области, Латвию. Участвовала наша дивизия в освобождении г. Риги и получила наименование Рижской, затем вела бои по ликвидации Курляндской группировки немцев. Но все это было уже без меня. Я лечился в госпитале, который размещался на окраине г. Гжатска в дощатых бараках. Там были огромные палаты, в нашей лежало человек 30. У меня сильно распухло плечо, врачи опасались газовой гангрены. Осколок удалять мне не стали, он застрял в плечевом суставе, но движению руки не очень мешал. После многодневных уколов опухоль стала спадать, я быстро пошел на поправку. В госпитале, который формировался в г. Орехово-Зуево, было много молодых девчат. Немудрено, что мы, 19— 20-летние парни, быстро перезнакомились с ними. Мне особенно приглянулась одна из них. Всегда веселая, энергичная и говорливая девушка. Это была Тоня Моругова (Антонина Петровна Моругова), медицинская сестра, которая и меня лечила. Она часто подсаживалась к моей кровати, много рассказывала и меня допрашивала. Мы подружились. Вечерами в госпитальном клубе проводились танцы, иногда выступала художественная самодеятельность. Все ходячие раненые ходили в клуб, где пели, веселились. Я тоже любил петь. У девушек научился петь разные песни и пел вместе с ними. Танцевать я не умел. Тоня же хорошо танцевала. Так быстро пролетело время. В госпитале мне исполнилось 20 лет, но отметить эту дату не удалось.

Новый 1944 год мы с девчатами решили отметить в ближайшей к госпиталю деревне, где был арендован дом. Нас там собралось 5 или 6 пар. Проводили 1943 год и встретили 1944 год весело, с песнями и танцами. К утру вернулись в госпиталь, где нас уже поджидали, и за нарушение госпитального режима 1 января 1944 года меня из госпиталя досрочно выписали.

Мне в последний раз сделали новую повязку. Распрощавшись со знакомыми по палате и девчатами, я покинул госпиталь. Тоне я обещал писать, а она обещала отвечать на письма. Так переписка с некоторыми перерывами у нас продолжалась до конца войны и завершилась созданием новой семьи. Тоня стала моей женой, и вот уже почти 40 лет мы живем вместе, разделяя все радости и горести семейной жизни.

В резерв Западного фронта я прибыл 2 января 1944 года. Случайно там встретил женщину, на вид знакомую. Она там работала секретарем-машинисткой при начальнике резерва и была с ним в интимных отношениях (незаконной женой). Она сама мне об этом рассказывала. Она до войны жила в Монастырщине, откуда в 1940 году уехала учиться в г. Смоленск. Началась война, она добровольно ушла в армию, и вот работала при резерве Западного Фронта. Я попросил ее помочь мне вернуться в свою часть, и она мне помогла. Мне выписали предписание, по которому я был обязан не позже 10 января 1944 года прибыть в распоряжение командира 30-й гвардейской стрелковой дивизии. 4 января я попутными машинами отправился разыскивать свою дивизию. Прибыл в район предполагаемого размещения дивизии, но дивизии там не оказалось, да и о месте пребывания 10 гвардейской армии никто ничего не знал. Побывав во многих соединениях, я вдруг оказался в одном из крупнейших штабов. Это был штаб 11 гвардейской армии. Проверив мои документы, мне сообщили, что наша армия переброшена на другой фронт и сказали, что хватит мне блуждать, что нам нужны офицеры и меня оставляют здесь. Было отобрано мое предписание, да мне самому надоело скитаться в поисках своей дивизии. Меня направили в отдел кадров II гвардейской армии, откуда на следующий день я убыл в распоряжение командира 83 гвардейской стрелковой дивизии, которая вела наступательные бои под г. Витебском. Я был назначен приказом командира дивизии адъютантом старшим (начальником штаба) 2-го стрелкового батальона 252-го гвардейского стрелкового полка, 83 гвардейской стрелковой дивизии.

83-я гвардейская стрелковая (бывшая 97-я стрелковая) дивизия была сформирована в декабре 1941 года в г. Улан-Удэ, Забайкалье. В январе 1942 года она прибыла под Москву и принимала участие в составе 16-й армии Западного фронта в разгроме немцев под Москвой. За отличие при разгроме немцев на подступах к Москве 97-я стрелковая дивизия 10 апреля 1943 года была переименована в 83-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Дивизией командовал генерал-майор Маслов. Высокий, стройный, с сильным хрипловатым голосом, он был настоящим генералом, любимым командиром в дивизии.

Командиром 252-го гвардейского стрелкового полка был подполковник Яблоков Василий Михайлович, его заместитель по политчасти — майор Петров Евгений Александрович, начальником штаба — майор Дремлюга и заместителем по строевой части — подполковник Чудик.

Командиром 2-го Стрелкового батальона, куда я был назначен, был капитан Шелховский Игорь Дмитриевич, его замом по политчасти капитан Серяков, заместитель по строевой части — старший лейтенант Шаров.

В мае 1943 года 83-я дивизия вошла в состав 11-й гвардейской армии. Она принимала участие в Курской битве, наступая на левом фланге группировки, участвовала в освобождении г. Карачева Брянской области, затем была переброшена под гор. Великие Луки. Потом наступала под гор. Невелем, 24 декабря 1943 года освобождала гор. Городок Витебской области, за что была награждена орденом Красного Знамени и получила наименование Городокской.

В штабе дивизии меня ознакомили с обстановкой и назначили в 252-й гвардейский стрелковый полк, который занимал оборону в Должанском лесу, что южнее озера Лоевида Витебской области. Два батальона полка вели оборонительные бои почти в полном окружении.

G посыльным дивизии я вечером прибыл на КП полка. После непродолжительной беседы с начальником штаба, майором Дремлюга, когда уже стемнело, с группой работников тыловых подразделений, нагрузившись продовольствием и ящиками с патронами, мы отправились в свои батальоны. Двигались мы лесом по единственной не занятой немцами тропе, которая, однако, простреливалась противником. Нужна была исключительная осторожность. Пройдя лесом километра 3, мы были остановлены окриком наших солдат из боевого охранения. Мне показали место нахождения командира батальона. Это была наспех вырытая землянка с земляными нарами, укрытыми хворостом, и земляным столом, на котором горела лампа из гильзы 45-мм снаряда.

На нарах сидел командир батальона капитан Шелховский. Я вошел в землянку, по форме доложил, что прибыл в его распоряжение на должность адъютанта старшего батальона. Он со мной поздоровался и сказал: «Третий ты у меня по счету, позавчера только убили твоего предшественника, а ты долго ли продержишься?». Он меня прямо-таки ошарашил такой встречей. Потом он позвал капитана Серякова и старшего лейтенанта Шарова и в их присутствии, предварительно познакомив нас, стал расспрашивать, кто я и откуда, где воевал и т. д. Я отвечал на все вопросы коротко, без комментариев, чем, кажется, вызвал недовольство Шелховского.