Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Моим хорошим помощником в работе был мой командир взвода связи старший лейтенант Люкманов Тагир Халилуевич.

Всегда, когда мне нужно было отлучиться в роты или штаб полка, он меня замещал. Главная его задача заключалась в том, чтобы обеспечить связь с ротами и следить за работой телефонной связи и радиосвязью. С этой работой он прекрасно справлялся. Он был и хорошим хозяином. Всегда в вещмешке его ординарца можно было найти все необходимое, чтобы перекусить. Он за этим следил и частенько меня потчевал. Мой же ординарец Анохин Виктор, молодой беспечный паренек, никогда запасов не создавал, даже когда были большие возможности. В первых числах января 1945 года у Люкманова умер отец, и, по моему ходатайству, ему дали отпуск домой. Чтобы поддержать его семью, которая находилась в трудных условиях, я снял со своей расчетной книжки 2000 рублей и отдал ему. Мне они тогда были ни к чему. Вернулся он из отпуска 23 января и в боях в районе разъезда Аугкен не участвовал, многих однополчан он уже в живых не застал. Ему чудом повезло. Кто знает, чтобы с ним могло быть. Мы с Люкмановым крепко сдружились и дружим по сей день. Сейчас он живет в г. Красногорске Московской области.

Понеся большие потери в жестоком бою в районе разъезда Аугкен, наш батальон в течение недели в боях не участвовал. Находясь во втором эшелоне полка, он получил пополнение и сколачивал свои подразделения. Командиром батальона к нам был назначен майор Гостев, выдвиженец, прибывший из другого полка дивизии. Гостев был высокого роста, могучего сложения, лет 30 мужчина, с рыжеватым цветом волос и следами оспы на лице. По характеру вспыльчивый, очень смелый человек, особенно, когда был под хмельком. А выпить он любил, иногда не задумываясь о последствиях. Весь период совместной с ним службы мне приходилось с этим его пороком бороться, за что иногда в пьяном угаре он поднимал на меня оружие, угрожая расстрелом. Но после просил прощения, обещая подобного не допускать.

Благодаря своей смелости и решимости он пользовался авторитетом у начальства. Хотя и был совершенно малограмотным, но вырос за время войны от солдата до майора — командира батальона.

Заместителем командира батальона по строевой части к нам назначили капитана Кушнаревского. Прибыли офицеры на должности командиров рот и взводов, рядовой и сержантский состав. К концу января батальон был полностью укомплектован, готов к боевым действиям.

28 января наш полк, ведя ожесточенные бои на подступах к Людвигсвольде, был контратакован немецкими танками и пехотой из г. Витенберга. Для отражения мощной контратаки немцев командир полка ввел в бой наш батальон. Немецкие танки на большой скорости приближались к нашим позициям. Подпустив танки на близкое расстояние, открыли огонь наши пушки и противотанковые ружья. На нашем участке два танка загорелись, оставшиеся четыре танка нас обошли, но были встречены противотанковой артиллерией. Немецкая пехота, встретив сильный пулеметно-автоматный огонь, залегла и постепенно стала откатываться назад. Тогда Гостев поднял батальон в атаку, и вслед за отходящей пехотой немцев мы ворвались в Людвигсвольде, который был к концу дня очищен от противника. Таким образом, полк подошел к немецким позициям, проходящим по внешнему обводу крепости Кенигсберг, но был остановлен организованным огнем из всех видов оружия.

Дивизия начала подготовку к штурму южной части Кенигсберга, намеченному на 30 января.

Однако немцы нанесли сильный контрудар по нашим войскам, наступавшим на г. Бранденбург. Наши войска были оттеснены от залива Фриш-гаф, потеряв шоссе Бранденбург — Кенигсберг.

Наша дивизия была снята с обороны и переброшена на восстановление утраченных позиций. При непосредственной поддержке артиллерии и минометов наш полк отвоевывал у врага метр за метром, выбивая немцев из каждого домика, фольварка, лощинки и оврага. Захватив один из населенных пунктов, наш батальон вырвался далеко вперед, перерезал шоссейную дорогу и захватил большой фольварк, состоящий из 3-этажного господского дома с толстыми кирпичными стенками и надворными постройками. В доме был большой подвал с окнами вокруг всего здания. Когда мы подбегали к фольварку, фашисты перешли в контратаку, обошли нас с флангов и ворвались в занятый полком населенный пункт. Мы остались в окружении. Майор Гостев приказал стянуть всех в подвалы фольварка и занять круговую оборону. Связь с полком была прервана. У наших приданных артиллеристов была радиостанция, через которую удалось связаться с командиром полка. Полковник Яблоков приказал держаться, обещая скоро помочь. Немецкие танки, выйдя на дорогу, вели огонь прямой наводкой по окнам подвала. Вокруг рвались наши снаряды, один из них попал в танк, и он загорелся.

Пехоту к зданию мы близко не подпускали, ведя огонь из пулеметов и автоматов. К вечеру один из танков подошел вплотную к зданию, даже гусеницами своими прошел вдоль окон здания и остановился. Кто-то из наших офицеров схватил противотанковые гранаты, поднялся на второй этаж здания и из окна бросил гранаты на танк. Так он и остался у здания. Ночь прошла сравнительно спокойно. Посланные на восстановление связи с полком двое связистов не вернулись. С наступлением рассвета немцы опять начали штурм нашего дома. Один из снарядов разорвался в помещении, где находился наш любимый товарищ, замполит батальона капитан Серяков. Серяков был тяжело ранен, большой осколок пробил ему живот и вышел сзади. После нескольких часов мучительной боли Серяков скончался. Это была для нас большая потеря. Через некоторое время прямым попаданием снаряда разбило радиостанцию артиллеристов, несколько человек было убито и ранено. Немцы беспрерывно обстреливали здание, от которого уже остались одни развалины. Наше положение было критическим. Оно еще больше осложнялось тем, что у нас кончились боеприпасы и совершенно не было продуктов. С наступлением второй ночи мы послали группу солдат во главе с одним командиром взвода на связь с полком, но и эта группа не дошла, наткнулась на немцев и была уничтожена. Тогда я вызвался пробраться к полку, но Гостев категорически возражал. Однако надо было что-то предпринимать, не сидеть же, пока нас немцы всех по одному перещелкают. Я взял ординарца и незаметно с ним вышел из подвала. Где ползком, где бегом мы стали пробираться в направлении, где должен был находиться наш полк. Перебежали шоссе, а там до населенного пункта, где наши части вели бой, оставалось около километра. Впереди был фруктовый сад. Я решил добраться до сада, а там кустами незаметно добраться до деревни. Когда мы подползли к саду, то увидели, что в нем полно немцев. Стояли пушки, а возле них суетились расчеты. Мы повернули обратно, но были замечены, и по нам открыли автоматный огонь. Хорошо, что вдоль сада была канава, по которой мы ползком вновь пробрались к шоссе и вернулись в подвал. На всю нашу безрезультатную вылазку ушло более двух часов. Гостев хватился, что меня нет, поднял тревогу, а когда я вернулся, он на меня набросился, выхватил свой маузер и чуть не пустил в меня пулю от гнева. Он меня обвинял в трусости, что я якобы пытался бежать, оставив их в подвале. Но после моего рассказа, он, вроде, убедился, что моя попытка связаться с полком была оправдана. Прошла еще одна ночь и второй день пребывания в подвале в окружении немцев. Вновь все повторилось: бесконечный обстрел здания, попытки пехоты ворваться в подвал, агитация немцев о сдаче в плен, обещания оставить всех в живых.