Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Орудия прямой наводкой разбили 2 машины, минометная рота вела огонь по колонне. Немцы побросали машины и разбежались, оставив на дороге до десятка трупов. В течение нескольких часов немцы больше не показывались. Примерно в 9.30–10.00 часов, командир 4 роты доложил, что по дороге из г. Велау движется колонна немцев. В это же время со стороны Кенигсберга фашистский танк и около роты автоматчиков атаковали нашу боевую группу. Куда девался наш 3-й стрелковый батальон (сосед справа), мы не знали, и связи с ним у нас не было (как потом стало известно:

3 стрелковый батальон ушел вперед на 3–4 км и дорогу на Кенигсберг не оборонял, то есть задачи своей не понял комбат). Весь удар с запада и востока пришелся на наш 2-й батальон. Подойдя к нашим позициям, немцы развернулись в боевой порядок и атаковали наши 4-ю и 5-ю роты. Завязался тяжелый бой. Немцы шли в полный рост, цепь за цепью (пьяные, что ли, были). Наши пулеметы и стрелки косили их десятками, даже сотнями, а они все шли, потом уже и толпами, не соблюдая свой боевой порядок. И мы несли большие потери. 45-мм пушка, находившаяся в резерве командира батальона, вела огонь по танку, но подбить его никак не могла. Танк подошел к самому забору и вел огонь по дому, боевая группа отошла во двор.

Танк выстрелом разбил 45-мм пушку, но один из солдат боевой группы подполз вдоль забора к танку и бросил противотанковую гранату под гусеницы. Танк завертелся на месте, экипаж его стал выскакивать из танка, но сраженные меткими выстрелами фашистские танкисты упали на землю. Немецкая пехота, оставшись без танка, стала отходить на запад. Но со стороны Велау бой разгорался все сильнее. На левом фланге немцам, наступавшим вдоль траншеи, удалось просочиться через боевые порядки 4-й роты. Они уже обстреливали нас из траншеи слева. Новая волна немцев хлынула вдоль дороги. Они нанесли удар по правому флангу и прорвали оборону 5-й роты, зайдя в тыл 6-й роте и отрезав ее от батальона. Непрерывно в течение уже 4-х часов все роты батальона вели тяжелый бой с пехотой противника. Примерно в 2 часа дня 21.01 с запада и востока на боевые порядки батальона пошли танки. Немцы начали отвод войск из г. Велау. Танки прямой наводкой вели огонь по нашим боевым позициям, уже были разбиты все наши орудия, вышли из строя станковые пулеметы, остался единственный пулемет, установленный на чердаке дома. Уже погибли старший лейтенант Шаров, командир пулеметной роты старший лейтенант Бляхман, командиры 5-й и 6-й рот. Весь личный состав героически сражался, положил горы немецких трупов, но с танками сделать ничего не смогли. Немцы заняли траншею вдоль р. Прегель, и мы оказались в окружении. Капитан Шелховский приказал мне собрать оставшийся личный состав батальона и отвести его во двор, где занять оборону вдоль каменной стены. С помощью лейтенанта Кузьменко удалось собрать во двор около 60 человек солдат и сержантов. Связи с полком не было, радиостанция поддерживающего артдивизиона была разбита. Только минометная рота нас поддерживала своим огнем, ведя огонь по пехоте и танкам. Собранный личный состав мы разместили вдоль стены, но из-за нехватки боеприпасов приказано было вести только прицельный огонь.

В этих условиях капитан Шелховский понял, что задержать отходящих немцев и тем более танки, с оставшимся личным составом не удастся. Поэтому он принял решение прорвать кольцо окружения, выбить немцев из траншеи и там закрепиться.

Мы собрали весь личный состав и стремительным броском через дорогу под сильным огнем противника ворвались в траншею, выбили немцев и закрепились в ней. Фашистские танки и пехота на наших глазах по дороге начали отход на запад. Мы из винтовок и автоматов вели огонь по вражеской пехоте. Немцы решили нас уничтожить. Развернув 4 танка и часть пехоты, они двинулись в нашем направлении. Я был рядом с Шелховским. Когда неприятельские танки и пехота подошли поближе, я выполз на бруствер и начал из автомата стрелять по пехоте. Шелховский стал ругаться, чтобы я спустился в траншею, убьет ведь, и стянул меня, а сам высунул голову. И в этот момент пуля попала ему в лоб и вышла в затылок. Он, обливаясь кровью, стал оседать в траншею. Убедившись, что он мертв, я приказал его ординарцу рядовому Вдовенко взять у него документы и свинтить ордена, мы все стреляли по пехоте. В это время из нашей минометной роты подполз к траншее связной и передал мне приказ командира полка отвести людей к реке, дать возможность нашей артиллерии открыть огонь по танкам. Мы выскочили из траншеи и побежали вниз к реке. Танки уже подходили к траншее, когда мы услышали свист наших снарядов над головой и грохот их разрывов. Один танк загорелся, остальные на ходу вели огонь по нам. Впереди меня разорвался снаряд, и меня сильно ударило в грудь. Я упал и стал задыхаться, ординарец мой Анохин схватил меня за воротник шинели и потащил за бугорок. Я там полежал немного, отдышался и стал приходить в себя. Это не было ранением, просто сильный удар большим осколком в грудь, даже шинель не была повреждена. После артналета оставшиеся танки ушли на запад. Дорога опустела. Остались лежать одни трупы, а их было очень много. К 17.00 21 января бой был кончен. К траншее стали стекаться оставшиеся в живых героические воины нашего батальона. Многих мы не досчитались. В этом бою мы потеряли 176 офицеров, сержантов и солдат. Они были похоронены в братской могиле на разъезде Аугкен у самой железной дороги.

Капитана Шелховского увезли в медсанбат, генерал Маслов хотел его переправить на родину, но это ему не удалось сделать, и он был похоронен в месте дислокации медсанбата (а где именно, я не знаю).

Из офицеров батальона из этого боя остались в живых: я, капитан Серяков, старший лейтенант Глазков, капитан Палавандешвили (у него вся шинель и сапоги были пробиты пулями и осколками), офицеры минометной роты и некоторые другие.

Задачу батальон выполнил блестяще, но какой ценой? Впереди еще были ожесточенные бои.

Спустя много лет после войны, в 1978 году, я получил письмо от Галины Николаевны Блеховой из Житомира. Адрес мой она узнала от нашего однополчанина. Галина Николаевна интересовалась нашим командиром батальона, капитаном Шелховским Игорем Дмитриевичем. О том, что он погиб, она узнала от родных Шелховского, но ее интересовали подробности его деятельности и гибели, а главное, ее интересовало место его захоронения. Она писала, что вместе с Шелховским училась в Московском высшем инженерном училище им. Баумана, что они очень любили друг друга, она была его невестой, но война не позволила им пожениться, что родители его известные в стране врачи, работали в одном из санаториев г. Сочи, что Шелховскому давали бронь для окончания училища, но он отказался от брони и пошел добровольцем на фронт в 1941 году, участвовал в разгроме немцев под Москвой, что они часто писали друг другу. Спрашивала, рассказывал ли Шелховский мне о ней. Я ей подробно описал все, что знал о капитане Шелховском, рассказал, где примерно он похоронен. Галина Николаевна поехала в г. Гвардейск (Тапиау), в райвоенкомате узнала место захоронения Шелховского, поехала туда. Жители деревни ее очень хорошо приняли. Она побывала на могиле своего возлюбленного, вместе с жителями деревни разыскала место первоначального захоронения. Среди захороненных с Шелховским был и наш командир пулеметной роты старший лейтенант Бляхман, тоже получивший тяжелое ранение в Аугкене и скончавшийся в медсанбате. Галина Николаевна почти каждый год посещает могилу Шелховского. Сейчас она проживает в г. Сочи, иногда мы с ней переписываемся. Прошло почти 40 лет, но она не может забыть своей первой (и последней) любви к этому замечательному человеку.