Татьяна Блаватская - Ахейская Греция во втором тысячелетии до н.э.

Гораздо скромнее данные, которые сообщает о древнейшем периоде Эллады Геродот, но некоторые его известия имеют первостепенное значение. То же самое можно сказать и о немногочисленных сведениях Страбона.

Совершенно особое место среди последорийских источников занимает Паросская хроника — перечень событий политической и культурной жизни, который начинается от 806 г. до первой олимпиады, следовательно с 1581/80 г. до н. э.

Хроника начинается с воцарения в Афинах Кекропса, и в дальнейшем события легендарной истории датируются правлением афинских царей. По-видимому, жители Пароса, подчиненного Афинам в период составления надписи, [11] С. Müller, Marmor Parium, — FHG, vol. I, 1874, р. 537. занесли на свою мраморную скрижаль какой-то вариант устной традиции Аттики, возможно уже записанный до них, судя по первой сохранившейся строчке хроники. Содержание документа разнообразно, в нем собраны сведения из династической, военной, религиозной и культурной истории. Существование Паросской хроники позволяет заключить, что после Фукидида какая-то часть устного предания эллинов была записана и из хроникальных сводок попала в позднейшие исторические труды.

Сохраненная Паросским мрамором древнейшая аттическая традиция представляет для нас большой интерес, поскольку в ней даны отдельные сведения, идущие еще от II тысячелетия до н. э.

Можно было бы назвать имена еще нескольких авторов, таких, как Аристотель, Плутарх или Диодор, в трудах которых сохранились отдельные отрывки греческой традиции, повествующей о далеких временах могущества критских и микенских царей. Но сообщаемые ими данные носят весьма частный характер.

Упомянутые известия историков и писателей разносторонни и интересны, однако все они обладают одним общим недостатком, значительно снижающим их ценность, а именно: содержащиеся в них сведения являются записанным преданием, повествующим о давно прошедших временах. Как бы бережно ни хранили эллины свои исторические воспоминания, сколь аккуратно ни вели они счет времени по поколениям, [12] Геродот, рассказывая о счете времени у египтян по поколениям, замечает: γενεαι γαρ τρεις ανδρων εκατον ετεά εστι (Her., II, 142). все же дошедшая до нас традиция несовременна описываемому в ней периоду. Поэтому письменные данные I тысячелетия до н. э. и последующих столетий могут быть названы второстепенными источниками по сравнению с памятниками ахейского времени.

Приписываемые Гомеру поэмы Илиада и Одиссея и известные только по названиям другие поэмы являются частью большого литературного наследства II и начала I тысячелетия до н. э., переданного певцами, аэдами, державшими в памяти стихотворные повести о деяниях героев и богов. Объединяемые в общую группу эпических произведений, эти былины [13] Оговоримся, что нас интересуют древнейшие героические песни, написание которых относится традицией ко времени не позже VIII—VII вв. до н. э. Искусственная эпическая поэзия, которую пытались создать поэты, начиная с Эпименида (конец VI в. до н. э.) вплоть до позднеримской эпохи, не входит в круг наших интересов. древнейшего населения Эллады хранили, несомненно, песни, возникшие задолго до дорийского вселения. Можно предположить, что поэмы, посвященные событиям в Фивах или рисующие морскую экспедицию Аргонавтов, имели в основе своей оймы, более ранние, чем поэмы троянского цикла. Однако невозможность литературного и исторического истолкования произведений, содержание которых известно только по пересказам поздних авторов, ставит неодолимые препятствия на пути изучения почти всего эпоса. Только дошедшие в целости Илиада и Одиссея являются полноценными источниками.

Как всякое выдающееся явление, обе поэмы привлекли к себе большое внимание: о них написаны сотни книг и статей. Для нас углубление в дебри так называемого гомеровского вопроса бесполезно, тем более, что многие вопросы, некогда бурно обсуждавшиеся гомероведами, потеряли теперь свою ценность. Вообще в изучение гомеровских поэм было внесено очень много ложного и субъективного, что несомненно принесло большой вред науке. Это отметил еще Φ. Φ. Соколов, [14] Ф. Ф. Соколов, Гомеровский вопрос, — ЖМНП, ноябрь 1868, стр. 360-442; декабрь 1868, стр. 834-886. Отстаивавший принадлежность обеих поэм Гомеру, Соколов полагал, что они были записаны уже в X в., сравнительно скоро после их создания. указавший на крайнюю слабость многочисленных работ, авторы которых пытались без достаточных оснований определить подлинные и подложные места текста. С тех пор гомеровский вопрос усложнился новыми проблемами. [15] Лаконичное, но содержательное изложение историографии, посвященной Илиаде и Одиссее, сделано М. М. Покровским, С. П. Шестаковым. Б. В. Горвунгом и С. И. Радцигом в разделе «Эпос» в «Истории греческой литературы» (т. I, под ред. С. И. Соболевского и др., М.-Л., 1946, стр. 71-152). Что касается статьи Б. В. Казанского, Нынешнее состояние гомеровского вопроса (сб. «Классическая филология», Л., 1959, стр. 3-23), то в ней рассматриваются одни лишь противоречия между аналитиками и унитариями. Важнейшей из них является задача установления хотя бы приблизительного времени создания былин, вошедших в Илиаду и Одиссею.

В 1930—1950-х годах появились исследования, авторы которых, как нам кажется, находились на единственно верном пути, относя героический эпос к ахейскому времени. События осады Трои и возвращения ахеян домой могли быть воспеты только ахейскими сказителями, хорошо знавшими историческую канву устных преданий о троянском походе. Нам кажется, что теория ахейского происхождения эпоса стоит на гораздо более прочных основаниях, чем все прежние мнения. Обратимся к рассмотрению доказательств сторонников нового течения.

Чрезвычайно важен вопрос о языке гомеровских поэм, который настолько отличен от греческих диалектов I тысячелетия до н. э., что среди лингвистов до сих пор существует мнение об искусственности гомеровского диалекта. [16] С. И. Соболевский, Древнегреческий язык, М., 1948, стр. 354. По-видимому, уяснение истоков эпического языка станет возможным после более глубокого изучения памятников ахейской письменности II тысячелетия до н. э. Впервые большой шаг в этом направлении сделал С. М. Боура, нашедший в гомеровской речи слова, родственные терминам, известным лишь в аркадском и кипрском диалектах. Это позволило английскому лингвисту прийти к выводу, что диалект эпических поэм, так же как и аркадское и кипрское наречия начала I тысячелетия до н. э., является производным от одного общего источника — диалекта «микенских» греков. [17] С. М. Bowra, Homeric words in Cyprus, — JHS, vol. LIV, 1934, pp. 54-74.

Начало изучения языка ахейской Греции, на котором писали деловые документы в XV—XIII вв. до н. э., принесло новые открытия в этом же направлении. В 1956—1957 гг. болгарский лингвист В. Георгиев отметил некоторые лингвистические черты языка ахейских документов, имеющие точное соответствие в гомеровском диалекте. Названные Георгиевым восемь пунктов позволили ему заключить, «что крито-микенское койнэ представляет собою прототип, основу гомеровского диалекта», который, несмотря на присутствие в нем более поздних черт и искусственных форм, является живым языком и «был в употреблении в микенскую эпоху». [18] Георгиев, Исследования..., стр. 70. Убедительность этого мнения подтверждается исследованием английского филолога Дж. Чадвика, также поставившего вопрос о микенских элементах в гомеровском диалекте. [19] J. Chadwick, Mycenaean elements in the Homeric dialect, — «Minoica», Berlin, 1958, S. 116-122. Ему удалось выделить некоторые термины, встречающиеся на ахейских табличках и известные в греческом языке I тысячелетия до н. э., лишь в поэтических произведениях, но не в живой речи, что позволяет относить данные слова к древней поэтической лексике, восходящей еще к додорийскому времени. Выводы обоих упомянутых лингвистов позволяют предположить, что после прочтения большего числа ахейских инвентарных списков количество лингвистических общностей между эпическим и «микенским» языками возрастет.