Татьяна Блаватская - Ахейская Греция во втором тысячелетии до н.э.

Не менее плодотворно изучение эпического языка в связи с данными археологии. Нам известно пока только исследование С. М. Боура, изучившего гомеровские эпитеты Трои и пришедшего к выводу, что часть эпитетов из поэм могла возникнуть только во времена существования Трои VIIA (около 1275—1240 гг. до н. э.) и, может быть, даже более слабой Трои VIIВ (1240—1100 гг. до н. э.), но не позже, так как с 1100 по 700 г. до н. э. городище оставалось покинутым и поэты того времени не могли представить себе облик погибшей столицы Приама. Свои наблюдения Боура подкрепляет следующими интересными замечаниями: «Устный изобилующий формулами стиль, подобный стилю Илиады и Одиссеи, может удерживаться столетиями и сохранять в застывших фразах много сведений, которые идут из отдаленного прошлого. Подобно тому как поэмы донесли неожиданные детали микенской цивилизации до тех времен, когда некоторые из них стали почти непонятными, точно так же эпос сохранил сведения о Трое и Троянской войне, которые должны восходить к людям, знавшим этот поход на основе личного в нем участия». [20] С. М. Bowra, Homeric epithets for Troy, — JHS, vol. LXXX, 1960, p. 21. Автор полагает, что отмеченные им эпитеты лучше всего подходят для гекзаметра, и это наталкивает на предположение, что гекзаметр существовал уже в микенские времена. Составленные из него поэмы рассказывали о подвигах под Троей, независимо от того, пелись ли они в честь живого героя или как рассказ об умершем герое. Ссылаясь на свои исследования героической поэзии, Боура утверждает, что оба отмеченных вида поэм легко переходят одна в другую, как показывает практика многих народов. Весьма убедительно мнение исследователя о том, что рассказ о Трое стал сюжетом песен в очень раннее время и что некоторые детали и эпизоды, которые стали понятными только в свете того, что теперь известно о Трое VI-VIIА, сохранялись столетиями как неотъемлемая часть традиции.

Следует подчеркнуть, что выводы Боура справедливы в отношении очень многих частей эпоса, как показывает многолетнее изучение гомеровских поэм.

Давность эпических поэм может быть подтверждена их поэтической формой. Уже В. Крист полагал, что столь сложные поэтические произведения, какими являются Илиада и Одиссея, должны были иметь предшественников в виде кратких рассказов и небольших героических песен. Особенно убедительным представляется анализ героического гекзаметра, который Крист считает возникшим из других форм стиха. Гомеровский гекзаметр возник, по мнению Криста, из соединения двух трехстопных стихов, причем всей эпической поэзии с ее длинными строками предшествовала система стихосложения с краткими строками. [21] W. von Christ, Geschichte der Griechischen Literatur, Ausg. 5, München, 1908, S. 18-19. Мнение В. Криста завоевало широкое признание. Упомянем хотя бы недавнее исследование. К. Марота, где он рассматривает гомеровский гекзаметр в зависимости от содержания его и указывает, что «история догомеровского гекзаметра полностью неизвестна». [22] K. Marot, Die Anfange der Griechischen Literatur. Vorfragen, Berlin, 1960, S. 212-320.

Раннее возникновение троянского цикла подтверждается и особенностями языка обеих поэм, который не может быть полностью идентифицирован с каким-нибудь из диалектов греческого языка начала I тысячелетия до н. э. По мнению английского филолога Дж. Вотмуфа, «гомеровский», т. е. эпический, язык был создан в пределах ахейской группы диалектов (эолийско-лесбийский, фессалийский, беотийский и аркадо-кипрский с памфилийским), и лишь потом он получил аттико-ионийскую обработку. [23] J. Whatmough, ΩΣΠΕΡ ΟΜΗΡΟΣ ΦΗΣΙ, — AJA, vol. 52, 1948, pp. 45-50. Таким образом, специфика гомеровского языка также говорит о возникновении эпоса в период, предшествующий XII в. до н. э., так как ахейские диалекты сложились в Элладе до дорийского переселения. [24] Nilsson, HM, pp. 86-92. В то время эпос не был тем единым сводом былин, каким он стал к концу VII в. до н. э. Исследователи поэм в настоящее время в большинстве принимают положение В. Криста о том, что эпос явился результатом собрания воедино многих ойм и сказаний об отдельных героях (Ахилле, Агамемноне, Диомеде, Несторе, Аяксе, Одиссее), которые были объединены Гомером. [25] W. von Ghrist, Geschichte der Griechischen Lileratur, S. 48-56. Эта теория «компиляции» поддержана Нильссоном, указавшим, что предтечей гомеровских поэм являются мифы, причем некоторые циклы преданий восходят еще к микенскому времени, в частности круг сказаний о Троянской войне. [26] Nilsson, HM, pp. 35-38, 55. Точка зрения Нилъссона получила признание советских филологов (см. «История греческой литературы», т. I, стр. 130-131). Исследования Нильссона показали, как широко использованы явления культурной жизни ахейского общества в гомеровском эпосе.

Сочетание выводов филологических, лингвистических и мифологических исследований гомеровских поэм позволяет более решительно говорить о возникновении основных частей эпоса в эпоху именно ахейского, а не дорийского преобладания. Если верны частности, то тем больше оснований думать, что главная нить повествования также была создана ахейскими, но не эолийскими певцами, как считал Крист. Слушатели былин требовали от сказителей точной передачи песен, что заставляло певцов тщательно заучивать эпические сказания. Нельзя предполагать, что ахейские аэды и их последователи в раннедорийское время (XII—IX вв. до н. э.) могли действовать наперекор этому правилу, которое является обязательным для сказителей всех племен и народов. [27] Подчиненность деятельности сказителя интересам и требованиям его аудитории в ранней Греции нашла прямое отражение в терминологии: певцы относились к разряду δαμιουργοι вместе с плотниками, врачами и другими категориями ремесленников (Od. XVII, 383). В русском народном творчестве А. Ф. Гильфердинг выделил в каждой былине неизменную часть, типическую, содержащую основные сведения о богатыре, которую певцы былин всегда оставляли неизменной, сохраняя в ней каждое слово.

В ахейском эпосе также существовала такая типическая часть, присутствие которой обнаруживается не только упомянутыми выше лингвистическими и филологическими данными, восходящими к XIII—XII вв. до н. э., но и реалиями, относящимися к еще более отдаленному прошлому. Многие предметы, упоминаемые в эпосе, бытовали в ахейском обществе лишь в XVI—XV вв. до н. э., позднее они уже вышли из употребления. Выяснение этой типической части возможно лишь при помощи вещественных источников, к которым филологи обращаются пока еще редко.

Правда, английский исследователь X. Лоример предприняла изучение бытовых и военных древностей гомеровских поэм, с тем чтобы доказать составление эпоса в VIII—VII вв. Но ее выводы продиктованы полным непониманием огромной культурной традиции Греции додорийского времени. [28] Lorimer, HM, рр. 452-528. Поэтому новые археологические данные полностью доказывают несостоятельность основных положений названного автора.