Андре Моруа - От Монтеня до Арагона

В семнадцать лет, в 1918 году, — встреча с Аленом, который станет его наставником в лицее Генриха IV. Для него, как и для многих других, это поворотный момент. Не потому, что Ален навяжет ему определенную систему мысли, но, напротив, потому, что тот научит его атлетическому сомнению. «Натура сильная и прекрасная пробуждает другие натуры, но каждая из них развивается затем по своим собственным законам». Впоследствии Прево станет социалистом, Ален останется радикалом; Прево будет сопротивляться влиянию Алена на свой стиль и приблизится к стилю научному; но, избрав иной путь, Прево сохранит чувство восхищения Аленом. Нужно прочесть в «Восемнадцатилетии» рассказ о том, как новый преподаватель философии прочел на уроке, к великому изумлению Прево и его одноклассников, оду Горация — ту, где Одиссей держит речь перед своими товарищами [816] Речь идет о 7-ой оде I книги Горация; в ней, однако, упоминается не Одиссей, а другой греческий герой — Тевкр. . «Я до сих пор помню ликующий жест, которым Ален сопроводил последний стих: «Cras… iterabinus oequor…» Это ликование, я почувствовал, было рождено согласием могучего тела и прочитанных строк. Когда прозвенел звонок и он вышел, зажав под мышкой свой портфель, покачивая плечами, я уже любил его».

Немалая победа — стяжать привязанность Жана Прево тех лет, когда он, по собственным словам, был обозленным и жестким мальчиком: «Одинокие каникулы, бедность, начало военных действий в Арденнах, одичание, в свободные часы — нескончаемые уединенные блуждания в горах — вот откуда моя жесткость, моя неизменная мрачность, моя замкнутость — и моя слепая и смиренная нежность, едва я чувствовал любовь к себе». Подобно поколению Стендаля, поколение Прево было навсегда отмечено войной. Превыше всего оно ставило мужество, нравственное и физическое. Его воодушевляли шовинизм, порожденный войной, и в то же время мечта о всеобщей справедливости. Президент Вильсон воплощал для Прево и его товарищей сначала великую надежду, потом безмерное разочарование. Перемирие 1918 года было для них «переходом рубежа». Они верили, что оно несет им счастье, равенство, а натолкнулись на наглость нуворишей, на материальные трудности, на невозможность осуществления своих честолюбивых замыслов. Прибавьте к этому пылкие желания молодости, робость, порожденную бедностью и тем, что считаешь себя уродом. Ожесточение скоро переросло в ненависть. Драки с полицией, хмельная радость скандала. Уход в себя, цинизм.

И тут наступает для подростка эра Стендаля. Прежде он восхищался героями, которых предлагала ему школа. «Юный лицеист тщательно изучает теорию страстей и грустит, что у него нет под боком великолепного г-на Тэна, чтобы помочь ему влюбить в себя девицу, к которой он вожделеет». Тэн, Ренан — писатели второстепенные, сказал Ален, и его ученики открыли «Красное и черное». Прево по уши влюбился в Жюльена Сореля: «Я пытался моделировать свой ум — нестерпимо невежественный и нестерпимо грубый, казавшийся мне трусливым, — по образу и подобию Жюльена, тонкого и необузданного». Стендаль стал для него объектом культа, сочетавшим в себе преклонение перед личностью и жизненный ориентир. Ибо в самой вольной жизни Стендаля не меньше мудрости, чем в его произведениях, и Жан Прево в «Французских эпикурейцах» (одной из своих лучших книг) отлично показал, что подробности жизни Стендаля, как то было и с Эпикуром, драгоценны для его учеников. Один из товарищей Прево скажет впоследствии: «Он пришел в маки Веркора [817] Веркор — массив в предгорьях Альп в лесах (маки) которого в 1943–1944 гг. находились партизанские базы Сопротивления. В июне — июле 1944 г. партизанские отряды Веркора были после ожесточенных боев разбиты немецкими войсками. Здесь был убит Жан Прево. через Стендаля». Суждение справедливое и глубокое, оно пришлось бы по вкусу Жану Прево, любившему цитировать короткие и яркие изречения, которых так много у Стендаля: «Все его наслаждения были опасливы». Или знаменитое: «Всякое здравое суждение оскорбляет» — одновременно эпиграмма и правило осторожности. «Распространять и исповедовать культ Стендаля полезно, доколе на свете немало еретиков и адептов этой веры, доколе имя Стендаля не по душе глупцам». Иначе говоря, доколе существуют люди и доколе они лгут.

«Счастье, когда твое ремесло — твоя страсть», — писал Стендаль. Но это верно лишь по отношению к писателю, который свободен. Сам же Бейль на протяжении десяти лет писал для заработка и продавал, чтобы жить, вещи бесславные. «Этот портрет, — добавлял Пре во, — увы, портрет не одного Стендаля». Однако сам Прево, закончивший Педагогический институт, мог бы спастись от литературной поденщины преподаванием. Он это испробовал (подменял преподавателя риторики в лицее Мишле), но у него не было учительского призвания. Его потребностью было писать. Он предпочел заняться литературой, поселился в мансарде, голодал. Однако он был человеком настолько талантливым, что не мог оставаться долго незамеченным. Жан Шлюмберже обнаружил Прево, заставил читать Клоделя и прислушался к его замыслам: изучить те, еще никем не описанные чувственные ощущения, сокровенные и живые, которые возникают у человека, увлеченного спортом, и — шире — взаимосвязь тела и духа, исцеляющую страсти. План, обнаруживающий двойное влияние Алена — Стендаля. Шлюмберже представил Жана Прево Жаку Ривьеру [818] Ривьер Жак (1886–1925) — писатель, главный редактор журнала «Нувель ревю Франсез» в 1919–1925 гг. , главному редактору «Нувель ревю Франсез», и тот опубликовал его первые опыты. Прево оторвался от земли.

«Радость спорта» — плод аскетического познания «вечной» музыки и поэзии тела. Книга была нова и резка. Продано было всего тысяча двести экземпляров. Провал поразительный, если исходить из ее интеллектуальных достоинств, понятный, если учесть затрудненность стиля. Итак, едва взлетев, Прево пал на землю. На какое-то время его спасло то, что он вместе с Адриенной Монье руководил «Навир д'аржан» [819] Монье Адриенна (1892–1955) — литератор, хозяйка знаменитой в свое время книжной лавки писателей в Париже; в 1925–1926 гг. издавала литературный журнал «Навир д'аржан». . «Для чего я создан?» — вопрошал он себя. Он страдал от переливавшейся через край интеллектуальной энергии. Ему хотелось написать и «Опыт самонаблюдения», и «Послевоенную экономику», и очерки об эмоциях, и исследование о мимике актера. Что выбрать? Женитьба на Марсель Оклер, дочери талантливого архитектора, освежила в памяти Прево воспоминания о Виолле-ле-Дюке [820] Виолле-ле-Дюк Эжен Эмманюэль (1814–1879) — архитектор, один из пионеров реставрации средневековых памятников. . Так родилась замечательная книга о металлических конструкциях и инженере Эйфеле [821] Эйфель Гюстав (1832–1923) — инженер; спроектировал, в частности, знаменитую башню в Париже, носящую его имя. , внутренне связанная с философскими раздумьями Прево о воздействии духа на материю. Между тем изучение мимики потребовало наблюдений над людьми различных профессий, в том числе моряками. Тут он натолкнулся на сюжет романа: «Братья Букенкан» имели известный успех, Прево чуть не получил Гонкуровскую премию.