Андре Моруа - От Монтеня до Арагона

Но при этом он остается денди. Слияние этих двух начал реализуется в образе Родольфа в «Парижских тайнах» — князь, защитник отверженных, движимый милосердием и чувством справедливости, он расправляется с обидчиками собственными кулаками, он — чемпион по боксу, вольной борьбе и фехтованию, денди, не боящийся схватиться врукопашную с уголовниками. Откуда возникла идея этого романа, который, будучи опубликован в газете, потряс Францию и мир? Из посещения книготорговца Гослена, который показал Сю иллюстрированное английское издание «Лондонских тайн» [359] Издание, давшее толчок для работы Сю над «Парижскими тайнами», до сих пор не разыскано исследователями; во всяком случае, называлось оно не «Лондонские тайны». В мемуарах Э. Легуве, где оно упоминается, говорится неопределенно об «иллюстрированной публикации о тайнах Лондона», вышедшей в Англии. и сказал, что нечто подобное, сделанное на парижском материале, имеет все шансы на успех. Это зерно, занесенное западным ветром, упало на подготовленную почву. Сперва Сю отнесся к идее сдержанно. Тем не менее он стал изучать парижское «дно», поначалу с отвращением. Потом увлекся. Фурьеристы поздравляли его с тем, что он разоблачил ужасающие факты. Пошли письма, многочисленные. Он ощутил поддержку общественного мнения. Люди, подобные Сю, неравнодушны к успеху и не колеблясь следуют за ним, куда бы это их ни вело. «Авантюрные исследования» возвращают Сю к Фенимору Куперу периода литературных дебютов. Дюма напишет впоследствии «Парижских могикан» [360] «Парижские могикане» — многотомный роман А. Дюма-отца (1854–1855). — Эжен Сю его опередил. Одетый в рабочую блузу, с каскеткой на голове, сопровождаемый другом-силачом и своим тренером-боксером, Сю посещает злачные места, меблирашки, кабаки, воровские притоны. Он возвращается оттуда с охотничьей сумкой, набитой «бессмертными» типами: Флер де Мари, Шуринер, Учитель, Сычиха, Кукушка.

Шокированный Сент-Бёв перестает его хвалить и утверждает, что филантропические главы романа добавлены автором только для того, чтобы прикрыть навозные кучи, трюмную вонь и «приапические сцены»… «Отправляясь от Ретифа или даже Сада [361] Ретиф де ла Бретоны и маркиз Донасьен Альфонс Франсуа де Сад (1740–1814) упомянуты рядом как писатели, изображавшие скрытую преступную и безнравственную сторону благоустроенной городской цивилизации. , г-н Сю кончает святым Венсаном де Полем». Но эта ирония неуместна; прямой результат «Парижских тайн» — обращение автора в новую веру его собственным произведением.

«Салонный красавец» становится романистом для народа. Отсюда «Вечный жид», пришедшийся по вкусу антиклерикальной среде. После революции 1848 года легитимист, который превратился в убежденного социалиста, будет избран депутатом в Национальное собрание от Парижа и в момент государственного переворота докажет свое республиканское мужество. Новый режим тем не менее охотно исключил бы его из проскрипционных списков. Выглядело несколько нелепым, что 2 декабря ссылает крестника 18 брюмера [362] Имеется в виду захват власти Наполеоном I 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) и его племянником Наполеоном III 2 декабря 1851 г. . Эжен Сю отверг императорскую милость. Если уж были изгнаны его политические друзья, он желал разделить их участь. Он поселился в Савойе [363] Область Савойя вошла в состав Франции лишь в 1860 г. .

Следует прочесть в книге Бори волнующее описание последних лет Эжена Сю. Человек, здоровье которого было подорвано неумеренными наслаждениями, состарился преждевременно. Книги его читались во всем мире. Три из них были найдены в библиотеке Достоевского. Последней любовью этого Дон Жуана в изгнанье была странная и соблазнительная женщина — Мари де Сольм, внучка Люсьена Бонапарта [364] Бонапарт Люсьен (1775–1840) — политический деятель, брат Наполеона I. . Любовью безответной, так как она любила Понсара [365] Понсар Франсуа (1814–1867) — драматург, представитель так называемой «школы здравого смысла». , «запоздалого классического поэта, романтика из романтиков в частной жизни».

В 1855 году Мари де Сольм и Эжен Сю заболевают. В 1857 году он заканчивает «Народные тайны», не идущие ни в какое сравнение с «Парижскими тайнами». В своем прощальном обращении к читателям он утверждает, что эта книга была ему продиктована гражданским долгом. Только он успел дописать слово «конец», как его поразил удар. Неплохая, в общем, смерть. Он мог кончить сенатором империи, «разукрашенным побрякушками, как стяг хорового общества, свадебным генералом в общественном комитете модного курорта». Он умер в обличье бойца, с присущими бойцу доблестями и слабостями. Семью годами раньше умер Бальзак. Открылся путь «новому роману». В том же 1857 году на этот путь встал Гюстав Флобер со своей «Госпожой Бовари».

Иные писатели при жизни достигают известности слишком большой, и над произведениями их порой тяготеет посмертная слава писателя. Другим же, напротив, при жизни бывает отказано в успехе, которого по праву заслуживал их талант, их гений. И только после смерти некоторые из них обретают любовь читателей и уважение литераторов.

Барбе д'Оревилли после долгого и тягостного пребывания в безвестности начал только к старости занимать заслуженное место в литературе. И сегодня, спустя сто пятьдесят лет со дня его рождения и семьдесят — после смерти, он наконец признан тем, кем он, в сущности, был: одним из лучших французских писателей XIX века.

Почему же столь очевидные заслуги его не были оценены ранее? Бывают случаи, когда оригинальность личности писателя помогает его признанию. Личность Барбе в этом отношении не сослужила ему хорошей службы. Современники много говорили о его сюртуках, о его жилетах, посаженных, словно корсеты, на китовый ус, о его цилиндрах, о его роскошных старинных каретах, обитых черным бархатом или красным шелком, о том, что у него крашеные волосы и усы. За всем этим они забывали о достоинствах его литературного стиля. Вызывали улыбку некоторые аспекты его мировоззрения, его абсолютистский монархизм, его католицизм, лишенный христианских добродетелей. Жюль Леметр говорил, что, желая быть крестоносцем, мушкетером, повесой, шуаном, он скорее был великолепным актером, опьяненным своими ролями. А в этом актере скрывался человек, переживавший подлинные страсти, человек, принявший маску денди, чтобы лучше скрыть лицо, выражающее страдание, лицо, которое под этой маской медленно ей уподоблялось.