Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Белград. 25/1 — 1914 год.

Сегодня представлялся полковнику Артамонову, нашему военному агенту в Сербии. Небольшого роста господин в пенсне, скромно, без часто встречающегося у офицеров нашей корпорации чванства, по-видимому, благожелательный, кажется, только не сверхъестественный человек. Несмотря на то что он оповещен о моем приезде был только приказом по Генеральному штабу, он встретил меня радушно и сразу предложил все, что имеет, в мое распоряжение. (Весьма загадочная фраза: разве одного приказа было недостаточно? — Ю. С .). Милая жена, несколько скучающая, по-видимому, в чужой обстановке. Средней величины квартира. Кабинет делового военного. Чертежный стол, пишущая машинка. На стенах несколько портретов, оружие.

26/1.

Сегодня был представлен в русское посольство. 2-й атташе Штрандман — бывший паж 1895 года — серьезный господин, женат, уже, кажется, с небольшой сединой, Зорин — 2- й атташе, лицеист 1905 года, одного года с Ильиным [204] — тип петербургской молодежи.

Затем Артамонов повел представлять меня Гартвигу. По наружному виду — небольшого роста, средних лет, длинная борода, голый череп. Хорошие светлые глаза. Одеть его в охабень [205] и высокую шапку — старый боярин и только. Немногословен, но приветлив. В обращении прост и по-русски радушен, но все же чувствуется, что это уже человек с большим положением и ответственностью.

Разговор зашел об истории страны. Видно глубокое знакомство и с фактами, и с цифрами. Он подчеркнул разницу между болгарской историей и сербской. В то время как у сербов есть старина и в памятниках, и памяти народа, у болгар — как бы провал на 500 лет. Симеон и пустота [206].

27/1.

Сегодня Артамонов меня представлял целому ряду разных высших военных. Впечатление в общем хорошее. Люди светлые, интеллигентные и относящиеся хорошо к нам. С Артамоновым в самых приятельских отношениях. Не удивительно. Он очень милый (по-видимому?! так приходилось ошибаться) господин и живет здесь около 5 лет.

2 лица врезались в память. Военный министр и Живко Павлович, начальник оперативного отделения [207].

Министр Стефанович [208] — высокий господин средних лет, умные глаза, простая, не вполне правильная, но беглая французская речь, характерный подбородок. Тип того человека творца, чернорабочего, которые куются природой по образцу Петра. Хотелось бы поближе с ним познакомиться.

Живко Павлович совсем молодой человек, лет 35, полный энергии. Ум и энергия в каждой черточке широкого несколько монгольского лица. Со мной говорил по-немецки. В коротком разговоре не забыл упомянуть, как много Россия сделала для славян и что у него от нас секретов нет, ибо славяне — это одно общее.

Говорил с одним полковником о Болгарской войне — как-то стыдится говорить. Но зато о походе, безумно-трудном на Адриатику — с великим и нескрываемым восторгом, несмотря на все безумные трудности, с ним сопряженные.

Невольно поражаешься удивительной простоте и доступности всех людей. Военный министр вышел в приемную через 3–5 минут после того, как был извещен о нашем приходе, ко всем остальным мы приходили прямо в кабинет.

Кстати, дорога в Белград лежала через Варшаву, куда капитан Генштаба добирался вместе с женой, о чем свидетельствует путевая открытка, адресованная сводной сестре Татьяне: «Из Варшавы шлем привет дорогой сестренке… Саша, Лида. 22.01.1914».

Автор: — Интрига в том, что Артамонов сознательно умалчивает в своих записках о дате приезда Верховского!..

Ю. Сербский: — Думаю, Артамонов исказил даты, чтобы отвести подозрения и от себя, и от него. Но сознательно ли он путал даты?.. И потом, Артамонов ведь не пишет, что Верховский прибыл в конце апреля именно из Петербурга. Сохранилась открытка к той же сестре: на лицевой стороне — акварель с видом косовского городка Урошеваца, у подножия Шарпланины, а на обороте письмо: в приподнятом настроении Верховский дает понять, что собирается в Косово.

Дорогая Танюша, посылаю тебе вид одной из самых красивых местностей Сербии, куда я теперь в скором времени еду. У подножия этой горы 500 лет тому назад на Косовом поле сербы потеряли свою независимость и стали рабами турок. Теперь тоже, глядя на эту вершину, шли они на Куманово, чтобы окончательно свергнуть турецкое иго, освободить своих братьев, бывших еще в крепостной зависимости у турок и арнаутов. Если будет время, пиши до 4-го мая по прежнему адресу, а с этого времени — Белград, Poste restante. Целую крепко, желаю всего хорошего. Любящий тебя брат.

Дата отправки не указана, почтовый штемпель отсутствует, конверта тоже нет, и это может означать, что открытка пришла по конспиративным каналам. Также ясно, что он не доверял получение своей корреспонденции никому из членов русской миссии!

Как бы там ни было, к 4 мая он должен был возвратиться в сербскую столицу. Наверное, такова была договоренность с начальством. Так, может быть, вернулся пораньше?..

Автор: — Да нет же, вы неточно интерпретируете: из текста ясно видно, что 4 мая — это дата не окончания, а начала поездки в Косово!

Ю. Сербский: — Но он же вернулся… И Артамонов мог иметь в виду именно это, второе прибытие ДИВ в Белград, а не первое, 25 января. Но тогда почему полковник уклонился от упоминания столь важной детали — сознательно или по забывчивости?..

Автор: — Полноте, не пахнет тут никакой забывчивостью и в помине!

Ю. Сербский: — Сербский дневник, к сожалению, обрывается датой 1 марта 1914 года. Вот последняя запись:

Взгляд Ильича на военного агента. Он должен быть как бы совершенно незаинтересован военным делом. Приехал лечиться, отдыхать, что угодно. Может даже не любить (как бы) военное дело. Первое время 6-12 месяцев посвятить тому, чтобы втереться в военное общество. Бывает, принимать. Искать развлечения. Тогда ему всё все сами скажут, а прежде всего быть симпатичным и простым, ловко находиться в обстановке и не жалеть денег.

Ильич — это, на самом деле, полковник Стеван Илич, бывший военный атташе Сербии в Турции, на тот момент «не у дел». Тетрадь заполнена полностью (хотя и с пропусками страниц). Может быть, была и вторая тетрадь, и она даже могла сохраниться в семье сына Верховского, Николая Александровича, или, что совсем маловероятно, у Игоря Александровича.

Автор: — Можно предполагать, что наставления бывшего военного агента (а по сути, разведчика) насторожили капитана, и он перестал вести дневник. О Стеване Иличе очень мало сведений; я лишь нашел, что он был участником Майского переворота. В списке «офицеров — участников заговора 29 мая 1903 года» (составитель Р. Драшкович) Стеван Илич значится под номером 92 (всего их 115) [209].