Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Убийцу, Мордку Богрова, в день убийства видели в ресторане за одним столом с Троцким, — отмечает известный русский исторический романист Дмитрий Балашов. — Видимо, Богрову была обещана если не безнаказанность, то, во всяком случае, помощь и судебное снисхождение. Однако его поспешили казнить, дабы не оставить следов слишком скандальных связей убийцы не только с членами марксистской партии, но и с членами царского госаппарата.

Источником этой версии принято считать книгу «Правда о Столыпине». Ее автор, Александр Васильевич Зеньковский (1878–1966, Нью-Джерси), служил бухгалтером Киевской губернской управы и пользовался особым доверием Столыпина в течение пяти лет тесного общения с ним.

Со ссылкой на киевского генерал-губернатора Ф. Ф. Трепова Зеньковский писал, что «в день покушения на Столыпина Богров обедал в ресторане «Метрополь», находящимся против городского театра, с известным врагом монархического строя Львом Троцким-Бронштейном. Все поиски Льва Троцкого после убийства Столыпина ни к чему не привели» [378].

Другие с охотой доказывают, что будущего демона большевистской революции в день покушения видели в Сараеве.

Эти два фатальных для матушки-Европы убийства перекликаются во многих деталях.

Киев, 1910 год:

Холодным дождливым утром 29 августа состоялась церемония встречи императорского поезда… Организаторы торжеств сделали все, чтобы оттеснить главу правительства на задний план. Ему не нашлось места в экипажах, в которых следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не дали казенного экипажа, и председателю Совета министров пришлось нанимать извозчика. Увидев это вопиющее издевательство, городской голова уступил Столыпину свой экипаж. В частных разговорах Столыпин говорил, что по возвращении в Петербург он вновь подаст в отставку [379].

Сараево, 1914 год (свидетельство Леона Билинского, в ту пору министра финансов Австро-Венгрии):

Иезуит О. Пунтигам, издатель иллюстрированного ежемесячника [380] , благородные намерения которого я с удовольствием поощрял субвенциями, вскоре после покушения дал в своей газете фотографию критичного участка набережной (где совершилось преступление. — И. М .) , на которой запечатлена публика в ожидании престолонаследника. На этом снимке не видно ни одного жандарма или полицейского [381]. Меры охранения и в том, и в другом случае не просто были недостаточными— они вовсе отсутствовали! Убийцы могли стрелять, как на тренировке. Им, как и в случае с Францем Фердинандом, разрешили убивать. Подоплека убийства русского премьера указывает на то, что Столыпина рассматривали как главное препятствие в развязывании войны с Германией, отмечает современный немецкий историк [382].

О «длинной руке» Троцкого напоминает и запись в «Парижском дневнике» депутата Государственной думы белоэмигранта Н. В. Савича от 20 августа 1921 года:

Приехал Капнист из Болгарии и Сербии. Его впечатления таковы, что болгары относятся к русским лучше и там не видно такой вопиющей нужды у русских, как в Белграде… В Сербии после покушений террористов, в которых справедливо видят руку русских агентов, направляемых Троцким, отношение к нам резко изменилось. Помещики, жандармы, всякие чиновники стали резко третировать русских людей, благодаря чему стало замечаться чувство Запада. Вместе с тем замечается странная тоска по родине и моральное разложение русской эмиграции [383].

Писатель Дмитрий Жуков, хорошо знавший известного русского монархиста В. В. Шульгина, который принимал отречение Николая II, отмечал, что тот хорошо запомнил киевскую речь Троцкого 1919 года:

Чиновники, лакеи старого режима, судейские, издевавшиеся в судах, педагоги, развращавшие в своих школах, помещики и их сынки, студенты, офицеры, крестьяне-кулаки и сочувствующие рабочие — все должны быть зажаты в кровавую рукавицу, все пригнуты к земле. Кого можно — уничтожить, а остальных прижать так, чтобы они мечтали о смерти, чтобы жизнь была хуже смерти [384].

А ведь эта машина смерти строилась давно. И к четырнадцатому году уже работала. Вот под эту троцкистско-натансоновскую мясорубку и попал в Сараеве Франц Фердинанд.

Могут усомниться: если Марк Натансон был австро-немецким агентом, то ему как-то не с руки, говоря языком Д. Жукова, «инструктировать» Гачиновича об убийстве австрийского престолонаследника. Но, как ни странно, одно не исключало другого. Ведь и ненавидевшая его «Черная рука» в той или иной степени опиралась на определенные германские круги. Слухи насчет финансирования газеты «Пьемонт» (органа «Черной руки») также указывают на германский след. Так, 12 января 1911 года один из основателей «Черной руки» майор Вемич занес в свой дневник загадочную фразу: «Завтра Чупа (Люба Йованович Чупа, основатель «Пьемонта. — И. М.) едет в Берлин по поводу типографии» [385]. Эта фраза наводит на мысль, что типографию для издания «Пьемонта» купили германские спонсоры.

На протяжении всего 1912 года «Пьемонт», отождествляя милитаризм с патриотизмом, неумеренно восхвалял германские милитаристские устремления. Германский корреспондент «Пьемонта», писавший под псевдонимом Дависон, подчеркивая немаловажную роль армии в возрождении немецкой нации, заключал, что Сербии следует брать пример с этой страны. Он хвалебно отзывался о Союзе немецкой молодежи, основанном в январе 1911 года в целях всесторонней подготовки молодежи к службе в армии. Дависон настаивал на том, чтобы Сербия в своих собственных интересах взяла на вооружение расистскую и милитаристскую доктрину Германии, иначе, по мысли автора, невозможно добиться национального объединения сербов:

Военно-политическое положение Германской империи сегодня таково, что немецкий народ не смеет держать руки в карманах, как не смеет он поклоняться лжепророкам мирового порядка. Будем и мы из этого исходить, если желаем обеспечить нашей армии лучшее настоящее и лучшее будущее [386]. Так что, образно говоря, и Натансон, и «Черная рука» были «под колпаком у Мюллера» (тем, кто не забыл «Семнадцать мгновений весны», эта аллюзия понятна). Сам Апис стажировался в германском генштабе и был открытым поборником прусского милитаризма. Многие ведущие «чернорукцы» и люди, близкие к организации, входили в ряды сербских германофилов. Например, воевода Радомир Путник считался одним из лучших учеников фельдмаршала Гельмута фон Мольтке, творца прусской победы над Францией в войне 1870-71 годов.

Известный сербский германист Йован Богичевич (1896–1986), комментируя основание в 1931 году югославско-немецкого общества под председательством историка Станойе Станойевича, в этой связи отмечал: