Пьер Левек - Эллинистический мир

Одна из важнейших особенностей книги состоит в той твердой материалистической основе, которая определяет все построения автора. Для большинства западных ученых, касавшихся истории эллинизма, между социально-экономической структурой общества и структурой культурной нет неразрывной связи. У них, как правило, отсутствует понимание того, в какой степени развитие культуры определяется социально-экономическими процессами. В их работах культура выступает как феномен, абсолютно автономный по отношению к социальной структуре. Конечно, определенная степень автономности культуры бесспорна, однако для исследователя-марксиста бесспорно и то, что все явления культуры в конечном счете порождены социально-экономической структурой общества и его предшествующей эволюцией.

У П. Левека подобного, столь характерного для западной историографии разрыва нет. Для него процесс культурной эволюции эллинистического общества порождается теми социально-экономическими и политическими явлениями, которые определяют сущность эллинизма.

В связи с этим необходимо указать еще на одну особенность работы П. Левека, отличающую ее от обычных западных исследований по истории эллинизма. В большинстве зарубежных работ по эллинизму подчеркивается мысль о том, что греческое завоевание было благодеянием для народов Востока. Эта мысль варьирует в зависимости от основной концепции автора: кто пишет о «благодетельном свете» эллинской культуры, «воссиявшем» над просторами Азии, кто утверждает даже, что завоеватели, придя на Восток, освободили азиатское крестьянство. В немногих работах преодолено это изначальное европоцентристское мышление, согласно которому любая победа «Запада» над «Востоком» – благо, всякий факт, указывающий на распространение западной культуры, должен приветствоваться. П. Левек в своем понимании эллинистического мира далеко ушел от подобных позиций. Он определенно указывает на колониалистский характер любого эллинистического государства, ориентированного на эксплуатацию завоеванных народов завоевателями. Для него такая позиция – исходная, тот основной факт, от которого надо отталкиваться, анализируя мир эллинистических монархий.

Наконец, необходимо сказать несколько слов и о том, что отличает эту книгу от советских работ, посвященных истории эллинизма. Наверное, уже первые страницы книги вызовут у нашего читателя некоторое досадливое недоумение. Имеются в виду те страницы, которые посвящены Александру Македонскому. «Герой предопределением свыше», «человек, изменивший мир», - все это как-то не вяжется с нашим обыденным сознанием, воспитанным <246> на понимании действия законов истории. Однако, может быть, стоит остановиться и еще раз подумать над проблемой «роли личности в истории», своеобразное решение которой на примере Александра Македонского дает П. Левек. Так ли все ясно и однозначно в этом вопросе? Возможно, нашему сегодняшнему читателю полезно взглянуть на эту проблему с точки зрения французского историка. Конечно, нельзя утверждать, что его точка зрения справедлива, но разве чужое мнение может помешать мыслящему человеку выработать свое собственное?

Только для того чтобы дать еще некоторую пищу для размышления, отмечу, что в современной западной и отчасти в нашей, советской литературе, посвященной проблемам эллинистического мира, почти постоянным рефреном звучит мысль: эллинистический мир создан Александром Македонским. Но в какой мере справедлива она? Конечно, походы Александра коренным образом изменили мир, процессы исторического развития на века стали определяться тем основополагающим фактом, что огромные пространства Востока были завоеваны и колонизованы греками и македонянами. Но был ли эллинистический мир тем, каким хотел его видеть Александр, совпали ли результаты с его планами?

Думается, что между планами и исторической реальностью лежит «дистанция огромного размера». Со всеми возможными поправками на неточности источников, искажение традиции можно полагать, что основные идеи Александра представляются сейчас достаточно отчетливо, но и достаточно отчетливо ясно, что из этого получилось: Александр мечтал о создании единой, огромной, «универсальной» монархии – на ее месте сложилась система отдельных, вечно враждовавших государств; Александр проводил политику «слияния народов» (не будем сейчас говорить о природе и характере этой политики, достаточно сказать, что она существовала) – в новом эллинистическом мире выросли крепкие перегородки между народами, победители и побежденные не были единым народом, а, наоборот, противостояли друг другу; Александр стремился освоить Восток путем создания сети своих городов – военных колоний, которые находились бы под его строжайшим контролем и были бы теми ячейками, в которых происходило бы «слияние народов»,– на место этих колоний пришли настоящие греческие полисы с характерной для них внутренней автономией и собственными институтами.

Можно продолжить список этих коренных различий между планами и исторической реальностью, но думается, что и этого достаточно.

Хотелось бы еще обратить внимание читателя на довольно частое обращение П. Левека к таким понятиям, как <247> «буржуазия», «капиталист» и т. п., при описании социально-экономической структуры ряда эллинистических государств. Конечно, нет ничего проще, чем с высокомерным видом заметить, что автор не понимает основных закономерностей развития общества и что нельзя использовать понятия, характерные для капиталистического общества, при анализе рабовладельческого. Можно даже обвинить его в модернизации, однако более внимательный подход к тексту показывает, что реальная картина более сложна, чем кажется на первый взгляд.

Прежде всего нельзя отрицать то, что П. Левек прекрасно сознает рабовладельческую основу эллинистического общества и тем самым коренное различие между античной рабовладельческой и капиталистической общественно-экономической формациями. Что же в таких условиях скрывается под этими терминами у П. Левека?

Уже давно исследователи, занимающиеся самыми общими проблемами истории человеческого общества, обратили внимание на следующее обстоятельство: в некоторых отношениях феодальная формация напоминает первобытнообщинную, а рабовладельческая – капиталистическую. При всех огромных различиях между ними существовал все-таки целый ряд черт, сближающих их.

Не будем приводить многочисленные примеры, ограничимся только одним: именно на основе римского права был создан «Кодекс Наполеона», т. е. законченное право буржуазного общества. Если мы вспомним одну из основополагающих идей марксистской социальной философии о развитии как развитии по спирали, то думается, что причины подобного сходства станут для нас достаточно ясными. Наиболее глубокий и проницательный мыслитель античного мира, Аристотель в своем анализе экономики того времени выделял две сферы экономической деятельности: «ойкономику» и «хрематистику». Ойкономика (отсюда современная «экономика») – это экономическая деятельность в рамках рабовладельческого замкнутого хозяйства, ориентированная на воспроизведение существующих отношений, хрематистика же – экономическая деятельность, чрезвычайно напоминающая деятельность в условиях капиталистических рыночных отношений и направленная на получение возможно более высоких прибылей.