Пауль Карель - Выжженная Земля

Не напоминает ли это слова, которые в драме Генриха фон Клейсга «Битва Германа» Герман, или Арминиус, предводитель германских племен в борьбе против римских легионов, произнес своим князьям в 9 году: «Если вы уведете своих жен и детей на правый берег Везера... если вы разорите свои поля и убьете свои стада, если вы сожжете родные дома — тогда я ваш слуга».

Они сожгли свои дома. Они убили свой скот. Точно так же, как отступающие легионы Цезаря после их первой переправы за Рейн в 55 г. до н.э. пожгли фермы и деревни, увели крупный рогатый скот и уничтожили урожай.

В 1689 году французский военный министр Лувуа приказал снести с лица земли немецкое пфальцграфство, чтобы создать защитный пустынный пояс вдоль восточной границы Франции. «Brulez bien le Palatinate», — подгонял он французских генералов. В полосе земли в сто шестьдесят километров длиной и восемьдесят километров шириной, от Гейдельберга до реки Мозель, на густонаселенной и возделанной территории, огонь и меч создали «выжженную землю».

Через пятнадцать лет после Лувуа, в ходе войн за Испанское наследство, британцы под командованием Джона Черчиля, знаменитого первого герцога Мальборо, применяли тактику «выжженной земли» в районе Ингольштадт — Аугсбург — Мюнхен, чтобы лишить какого-то ни было крова французские и баварские войска.

Примерно в то же время шведы Карла XII создали зону «выжженной земли» в России, восточнее Ворсклы, для защиты своих зимних квартир от царских войск. Шведский король, в сущности, перенял тактику Петра Первого, который годом раньше опустошил Смоленскую область и тем самым помешал походу шведов на Москву.

Русские, безусловно, прекрасно владели этим средством. Они весьма успешно применили его против шведов за несколько лет до этого на Неве. Генерал Шереметев писал тогда царю: «Рад сообщить, что Всемогущий Господь и Святая Богородица ответили на твою молитву: мы увезли и разорили все, так что в этой земле ничего не осталось».

Через сто лет в другом письме из России говорилось о «выжженной земле». Его отправил полевой почтой из Березины простой крестьянский сын из Франции, мушкетер великой армии Наполеона: «Русские уничтожили свои запасы, увели скот, подожгли свои дома и мельницы, разрушили колодцы». Его родители читали эти известия с ужасом.

Великий родоначальник европейской военной науки прусский генерал Карл фон Клаузевиц вносит в эту картину дополнительные штрихи :«... они также разрушили мосты и снесли верстовые столбы, вследствие чего были утрачены средства ориентации».

Даже в Западном полушарии, в Америке, колыбели современной цивилизации, мы встречаемся со стратегией опустошения. Авраам Линкольн, освободитель рабов и самый популярный американский президент, в 1865 году применил «выжженную землю» в качестве решительной формы борьбы во время Гражданской войны. И его генералы «выжигали» без оглядки. Профессор Вильямс, их американский современник, писал о генерале Гранте, командующем Линкольна, которого он называл «первым великим человеком нашей эры»: «Он понимал, что уничтожение экономических ресурсов противника суть такая же эффективная и обоснованная форма ведения войны, как и уничтожение его армии».

И подчиненный Гранта, генерал Шерман, действовал таким же образом. Он сжег Атланту, спалил штат Джорджия, опустошил один из самых богатых районов американского Юга. Не вследствие бесчеловечности, а следуя логике войны. Когда мэр Аталанты выразил протест, Шерман ответил: «Война жестока и не может быть другой».

Война жестока. Везде. И она будет еще более жестокой, принимая во внимание современные средства ведения войны. Каждый, кто когда-либо вел войну, всегда прибегал к практике «выжженной земли». Французы и шведы, американцы и англичане, русские и немцы, японцы и китайцы.

Кто первым отчеканил выражение «выжженная земля» и где, установить трудно. Но земля выжигалась. Во все времена и на всех широтах земного шара — на Рейне и Неккаре, на Одере и Висле, на Дунае, Ваале в стране буров и на Чатахучи в Америке. Однако выжженная земля на Днепре тяжелее всего давит на нашу совесть: ее угли все еще тлеют.

Сквозь дождь и грязь — Кто быстрее?— Партизанский отряд имени Чапаева посылает донесение Ватутину — Тревога у Канева — Три крика выпи — Лодки на ночной реке—Советская переправа у Григоровки — В «мокром треугольнике» на Припяти — Мост у Канева.

Шел проливной дождь. Черная плодородная земля Украины отпивалась после жаркого лета. Вся пыль превратилась в грязь, кругом была сплошная трясина. Очень скоро проселочные дороги стали непроезжими болотами. Грузовики завязли, конный транспорт передвигался с большим трудом, справлялись только тяжелые трактора и гусеничные машины. Дивизии, полки и батальоны потеряли мобильность. И это уже в середине сентября. Волновал вопрос: неужели наступила осень? Если так, немецкие армии ожидают большие проблемы на пути к желанной «линии пантеры», немного восточнее Днепра. Никто не ожидал такой ранней осени.

Группа армий «Юге довела до своих армий директиву Манштейна от 18 сентября как можно скорее отступать за реку и на западном берегу разворачивать мобильные соединения, чтобы укрепить все угрожаемые участки между мостами. На данный момент силы вдоль реки состояли исключительно из снабженческих частей, ремонтных служб, учебных частей, железнодорожных команд, а также нескольких вспомогательных и транспортных подразделений. Началась гонка по грязи.

1-я танковая армия Макензена пробивалась к плацдармам Запорожья и Днепропетровска. 19 сентября, в прекрасное осеннее воскресенье, после тяжелого оборонительного боя оперативная группа 40-го танкового корпуса генерала Хайнрици на паромах форсировала реку у Антоновки, южнее Днепропетровска. Через двадцать четыре часа она снова перешла на восточный берег по Запорожской плотине, чтобы занять полукруговой плацдарм, прикрывающий город и плотину. На этом плацдарме, выступающем на двадцать километров к востоку, стоял 17-й корпус со своими пехотными дивизиями. Русские, к счастью, пока ограничивались дозорами, а основная часть 3-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Лелюшенко еще не подошла. В широкой днепровской долине царил мир. Лишь транспортные и тыловые части спешили на запад, напоминая о надвигающихся событиях. Переправы у Кременчуга и Черкасс были целью 8-й армии Вёлера.

Критическая ситуация сложилась в секторе 4-й танковой армии. Двумя корпусами, 7 и 13-м, она пробивалась к немецкому плацдарму у Киева, все время испытывая натиск со стороны противника. Ее 24-й танковый корпус, переданный в 8-ю армию, должен был форсировать реку у Канева, в ста двадцати километрах южнее Киева. Корпусом командовал генерал Неринг. На нем лежала тяжелая ответственность. Советская 3-я гвардейская танковая армия под командованием генерала Рыбалко, составляющая передовой клин советского наступления на Днепр, старалась обогнать немцев и форсировать реку раньше Неринга. 24-й танковый корпус опять оказался в ключевой точке сражения — как это уже не раз бывало в ходе боев между Донцом и Днепром.