Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

В результате приободрившаяся Семибоярщина заблокировала самому Пожарскому участие в выборах царя и быстренько организовала выборы из членов самой себя. Сделать это было тем проще, что ополчение, покончив с поляками в Кремле, тут же разошлось по домам, и князь остался без малейшей военной поддержки. А, с другой стороны, как бы ему, ополчению, не разойтись? Ведь люди это были все больше наемные, воевали за денежку, собранную почтенным купечеством. Купец же — мужчина расчетливый. Интервентов выгнали? Спасибо, все свободны — финансирование проекта закрывается. Вот и разошлось ополчение кто куда.

А кто такой князь Пожарский без ополчения за спиной? Да никто, и звать его никак! Ну, мало ли, что природный рюрикович и герой-освободитель. На Москве, знаете ли, такие расклады не проходят. Что Пожарскому в доходчивой форме и объяснили.

Правда, и у Семибоярщины с выборами нового царя не все гладко получилось. Очень весело и с подробностями рассказывает нам об этом оставшийся неизвестным современник событий — вероятно, простой московский горожанин — в "Повести о Земском соборе 1613 года" [446].

Как оказалось, гвоздем всех событий, связанных с избранием царя, был нисколько не Земский собор. А вовсе даже казаки, пришедшие сначала под Москву вместе с Тушинским вором, а потом присоединившиеся к ополчению Минина и Пожарского.

Дело в том, что казаки, в отличие от ополчения, никуда из Москвы уходить и не думали. Совсем наоборот, они в большом количестве собрались в столице и вели себя примерно так же, как нынешние лица кавказской национальности. Разве что, лезгинку хором не плясали. Хотя, за гопак уже никто не поручится.

Так вот, как повествует неизвестный автор, "донских же и польских казаков въехачи в Москву тогда сорок тысяч, … И хожаше казаки во граде Москве толпами где ни двигнутся в базар человек 20 или 30, а все вооружены самовластны, а менше 15 человек или десяти никако же не двигнутся. А от бояр же чину никто же с ними вопреки глаголати не смеюще и на пути встретающе и борже в сторону воротяще от них, но токмо им главы своя покланяюще". Картина, полагаю, насквозь знакомая и понятная.

Семибоярщина же на Соборе в это время занята промеж собой интригами — кому на Руси царем быть. В качестве претендентов участвуют: польский королевич Владислав, шведский принц Карл-Филипп, князь Дмитрий Трубецкой, а также представители родов Годуновых, Шуйских, Голицыных, Мстиславских и Куракиных. Кандидатуры для избрания на царство предлагаются участниками собора путем "выкрикивания". Докричались до того, что уже решили было жребий метать.

И тут в дело вступает казачий фактор — казакам очень хочется царского жалования, а царя все нет и нет!

В конце концов, обращаются к митрополиту. Вот как не без юмора пишет неизвестный москвич: "Казаки же не можаху дождати от боляр совету их, хто у них будет царь на Росии, и советоваше всем казачьим воинством. И приступиша казаков до пяти сот и болше ко двору Крутицкого митрополита, и врата выломав и вшед во двор, и глагола з грубными словесы митрополиту: "Дай нам, митрополит, царя государя на Росию, кому нам поклонитися и служити, и у ково нам жалованье просити…"

Грубные словеса казаков митрополита, натурально, взволновали. И он, "страхом одержим бысть, и бежа через хоромы тайными пути к бояром, и сказа все по ряду бояром: "Казаки хотят мя жива разсторгнути, а прошают на Росию царя". Типа, давайте быстрее, а то с меня спросят, и по-серьезному.

Выйдя к народу, спикеры Собора огласили список претендентов и предложили по-быстрому царя "избрать жеребьем, да кому Бог подаст". Однако, станишников такой подход к серьезному делу никак не удовлетворил. Дескать, это не по-божьему получается: "не по Божей воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавца".

А по Божьей воле будет вовсе даже князь Федор Никитич Романов. Он, правда, сейчас слегка в литовском плену, но ничего! "Есть сын его князь Михаиле Федорович. Да подобает по Божий воли тому державствовать". И возопиша атаманы казачьи и все воинство казачье велим гласом воедино: "По Божий воли на царствующем граде Москве и всеа Росии да будет царь государь и великий князь Михаиле Федорович и всеа Росии!" И многолетствовали ему, государю".

Так оно и получилось. Казаков опять же можно понять. Дед Михаила, Никита Романович Захарьин, при царе Иване Грозном был начальником над сторожевою и станичною службою. То есть, наказным атаманом всей казачьей службы польных городов. Так что, мужики своего, казачьего царя выбирали. Впрочем, московское боярство особо и не сопротивлялось, понимая, что ""Миша-де молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден".

Так и оказалось. Все боярские кондиции Миша подписал и честно, царствуя на пару с папой Филаретом, их выполнял. Так что и при нем, и при сыне его Алексее Михайловиче Тишайшем то самое боярское царство и было. Добилась своего русская аристократия!

Описывая историю русских политических учреждений, Максим Максимович Ковалевский приводит свидетельства абсолютного безвластия первых Романовых. "Один летописец того времени, родом из Пскова, — пишет он, — с негодованием рассказывает, как при Михаиле бояре держали страну в своей власти, не обращая на царя никакого внимания и не боясь его… Шведский писатель Фоккеродт говорит, что среди обязательств, принятых на себя юным царем, имелось и такое, по которому без согласия собора царь не должен был вводить новые законы, назначать какие-либо налоги или затевать войну. Почти то же самое повторяет и немецкий авторитет Штрааленберг, вполне основательно замечая, что идея таких ограничений была заимствована в Польше, где уже в середине XVI столетия, при Стефане Батории, сейм и частный совет пользовались значительной политической властью" [447].

Впрочем, новые законы — это материя тонкая, не враз ощутимая. А вот по деньгам боярство обуло казну самым решительным образом.

Дело в том, что московское боярство вернуло себе по результатам Смутного времени свободу торговли. Как известно, еще Иван Грозный установил фактически государственную монополию на торговлю "заповедными" товарами. Выражалось это в том, что соответствующие товары у приехавших на торг русских купцов забирались в казну или покупались в кредит. А далее — уже иностранные купцы не имели права покупать на торгу ничего, до тех пор, пока ими не будут выкуплены все казенные запасы. После этого казна из полученных денег производила расчет уже с русскими купцами.

Суть нововведения очевидна. Если до этого иностранное купечество имело дело с разрозненными продавцами и легко сбивало цены за счет ценовых сговоров, то при Иване Грозном оно столкнулось с монополией продавца. И было вынуждено давать те цены, которые выставляла казна. Естественно, при монопольном положении продавца эти цены были существенно более высокие. Пободайся-ка с монополистом! Ну, гений!