Джон Робертс - Мировая история

За французскую корону продолжали упорно цепляться Капетинги. С X по XIV век их короли последовательно сменяли друг друга, не прерывая наследной династической преемственности. Они расширили вотчинные земли, служившие фундаментом королевской власти. Земли Капетингов тоже считались плодородными. Они располагались в центре современной Франции, составляли земледельческие угодья вокруг Парижа, названные Ile de France , и долгое время это была единственная область страны со старинным названием Francia, тем самым напоминавшая факт того, что она представляет собой осколок старинного королевства франков. Угодья первых Капетингов тем самым отличились от остальных западных территорий Каролингов, таких как Бургундия; к 1300 году их энергичные преемники расширили «Francia», добавив к ней Бурж, Тур, Жизор и Амьен. К тому времени французские короли к тому же приобрели Нормандию и другие феодальные зависимые территории королей Англии.

Вот вам напоминание о том, что в XIV веке (и позже) все еще существовали крупные феодальные владения и феодальные княжества на территории нынешней Франции. Поэтому не следует считать королевство Капетингов неким монолитным единством. Все же это было своеобразное единство, во многом основанное на личных связях. На протяжении XIV века это единство значительно укрепилось долгой борьбой с Англией, запомнившейся неточным названием «Столетняя война». На самом же деле англичане и французы только спорадически находились в состоянии войны между 1337 и 1453 годами. Ведение затяжной войны представлялось делом трудным; она обходилась слишком дорого. Формально тем не менее на кону находилось подкрепление королями Англии территориальных и феодальных притязаний на французскую сторону канала Ла-Манш; в 1350 году Эдуард III разделил свои гербы на четыре части с гербом Франции. Тем самым там постоянно сохранялась опасность возобновления боев, а возможности, которые английские дворяне видели с точки зрения новой добычи и денег от выкупа во время войны, выглядели выгодными вложениями капитала для многих из них.

Для правителей Англии в этой борьбе проявлялись новые элементы младенческих представлений о национализме (в основном в силу крупных побед, одержанных при Креси и Азенкуре), и они вызвали на долгие времена чувство отторжения к французам. Столетняя война представляла важность для французской монархии потому, что она в некотором роде послужила прекращению феодальной раздробленности и разрушению своего рода барьеров между жителями пикардистами и гасконцами, норманнами и французами. К тому же по большому счету эта война пошла на пользу французской национальной мифологии; ее величайшим приобретением стала биография и пример Жанны д’Арк, удивительная судьба которой пришлась на времена переломного момента в затянувшейся борьбе с англичанами, хотя немногие французы тех дней знали о ее существовании вообще.

Два результата войны, имевших величайшее значение и обещавших долгосрочное влияние, состояли в том, что после битвы под Креси англичане в скором времени взяли Кале, а также в том, что в конечном счете Англия потерпела поражение. Кале предстояло принадлежать англичанам на протяжении 200 лет, и он к тому же служил воротами во Фландрию, где на нужды нескольких промышленных городов шла английская шерсть, а позже пошла на экспорт готовая ткань, которой торговали англичане. Окончательное поражение Англии означало, что ее связь с территорией Франции фактически прекратилась к 1500 году (хотя в XVIII веке Георга III все еще величали «королем Франции»). Англия снова практически превратилась в остров. После 1453 года французские короли могли двигаться дальше в деле консолидации своего государства и больше не беспокоиться по поводу непонятно чем обоснованных территориальных притязаний королей Англии, постоянно приводивших к войне. У них появился шанс спокойно заняться на досуге установлением собственного суверенитета над мятежными феодалами. Война в любой стране в конечном счете способствовала укреплению монархии.

Процессы, служившие заложению фундамента для национальной консолидации, пусть даже беспорядочные и непоследовательные, можно было наблюдать в Испании. К 1500 году испанцы нашли мифологизированное основание для своей национальной истории в собственном изложении так называемой Реконкисты. Особую форму и колорит испанскому национальному самосознанию придала суть затянувшейся войны проповедников христианской религии с носителями ислама. Саму Реконкисту на словах иногда причисляли к подвигам крестового похода. Ее проповедовали как дело, способное объединить людей, различающихся по степени просвещения и происхождению. Иногда, между прочим, христианские короли вели активную работу с мавританскими союзниками, и случались периоды мирного сосуществования, когда казалось так, что никакое чувство религиозной исключительности внешне совсем не разделяли народы, живущие бок о бок на Пиренейском полуострове. Все-таки Реконкиста тоже представляла собой череду колониальных войн по возвращению и возделыванию земель, завоеванных арабскими армиями несколькими веками раньше.

Таким образом, границы христианских королевств разными по интенсивности толчками медленно продвигались вперед. В середине XII века город Толедо снова провозгласили христианской столицей (а его крупнейшую мечеть приспособили для службы в качестве собора), и в XIII веке кастильцы заняли территорию Андалусии, а арагонцы штурмом взяли арабский город Валенсию. В 1340 году, то есть после отражения крупного арабского наступления, с успехом на поле боя пришла опасность анархии, возникшая по вине неугомонной знати Кастилии, вознамерившейся на самоутверждение. Монархи взяли себе в союзники городских жителей – бюргеров. За учреждением усиленного личного правления последовало объединение корон Арагона и Кастилии через заключение брака в 1479 году по формуле Los Reyes Catylicos , то есть «католических монархов» между Фердинандом II Арагонским и Изабеллой I Кастильской. Тем самым облегчалось одновременно изгнание мавров и фактическое создание единой страны, хотя эти два королевства долгое время оставались формально и юридически самостоятельными. Одна только Португалия на Пиренейском полуострове осталась за пределами структуры новой Испании; ее правители цеплялись за независимость, часто подвергавшуюся опасности со стороны мощного соседа.

Заметных признаков проекции будущих наций на территории Германии отыскать в те времена было трудно. Надежной основой для политической власти потенциально могли послужить претензии на титул священного римского императора. Однако после 1300 года римский император фактически утратил все причитающееся такому титулу почтение. Последний немец отправился в Рим и навязал там свою коронацию как императора в 1328 году, но особого счастья это ему не принесло. Одной из причин его провала стал затянувшийся в XIII веке спор между вступившими в соперничество за власть императорами. Второй причиной историки называют неспособность императоров к консолидации их монаршей власти в собственных доминионах.