Джон Робертс - Мировая история

Только судя по перспективе, которую англичане того времени нашли трудной для признания, можно судить о коренном изменении, произошедшем в положении Соединенного Королевства на международной арене за предыдущие 50 лет. Все произошло в результате укрепления положения Японии и США, хотя эти две державы находятся далеко от Европейского континента. Японское чудо разглядеть было легче, быть может из-за ее военной победы над Россией. Тем не менее кое-кто видел признаки, которые вполне можно было толковать как знамения превращения США в державу, превосходящую по мощи все державы Европы, в самую могущественную нацию мира. Экспансия США в XIX веке закончилась на том, что в Западном полушарии состоялось учреждение их превосходства на фундаменте неоспоримого военного могущества. Процесс завершился после войны с Испанией и сооружения Панамского канала. Американские внутренние и общественно-экономические обстоятельства складывались таким образом, что политическая система США обеспечивала решение всех возникающих проблем, к тому же великий кризис середины столетия миновал.

Наибольший результат дала индустриализация американского хозяйства. Вера в то, что все пойдет как надо, если тем нациям, у кого хозяйство покрепче, разрешить поприжать к стенке все остальные народы, начала подвергаться сомнению ближе к концу XIX века. Но это случилось уже после того, как появилась промышленная машина огромного масштаба. Ей предстоит послужить краеугольным камнем будущей американской мощи. К 1914 году американское производство чугуна в чушках и стали в два раза превышало их выпуск в Великобритании и Германии, вместе взятых; в США добыли практически больше, чем в двух этих странах, угля, а также собрали больше автомобилей, чем в совокупности в остальных странах мира. Одновременно соблазном для переселенцев по-прежнему служил высокий уровень жизни американских граждан; два источника экономической мощи Америки заключались в ее природных ресурсах и притоке дешевой, целеустремленной рабочей силы. Еще одним источником считался иностранный капитал. США были одной из самых крупных стран-дебиторов.

Притом что их политическая конструкция в 1914 году считалась старше, чем у любого другого крупнейшего европейского государства, кроме Великобритании или России, прибытие новых американцев помогало придать Соединенным Штатам особенности и психологию молодой нации. Потребность во внедрении в сложившееся общество новых американских граждан часто приводила к прорывам мощного националистического чувства. Но из-за большой географической отдаленности, традиционного отвержения Европы и продолжающегося доминирования в американском правительстве и деловых кругах правящей верхушки, сформировавшейся в англосаксонской традиции, насильственных форм за пределами Западного полушария они не приняли. Соединенные Штаты Америки в 1914 году представляли собой все еще молодого гиганта, ждущего своей очереди в истории человечества, исчерпывающая роль которого прояснится, когда народам Европы потребуется привлечь Америку для разрешения своих споров.

В результате тех ссор в 1914 году началась мировая война. Самой кровопролитной назвать ее нельзя, да и длилась она ненамного дольше других, то есть, строго говоря, на название в историческом контексте «Первая» мировая война она явно не тянула. Отличали ее высокая интенсивность боевых действий и их величайший на тот момент географический охват. Участие в ней приняли страны со всех континентов. К тому же она обошлась ее участникам дороже любой предыдущей войны и потребовала невиданных доселе ресурсов. Для ведения Первой мировой войны требовалась мобилизация всего общества целиком. Одна из причин заключалась в том, что впервые машины играли в войне решающую роль; также впервые преобразующая роль в войне принадлежала науке. Достойнейшее имя для нее придумали те, кто принимал в ней участие: Первая мировая война. Его вполне можно оправдать одним только невиданным психологическим эффектом.

К тому же то была первая из двух войн, главной задачей участников которой было обуздание немецкой державы. В результате понесенного ими ущерба было покончено с политическим, экономическим и военным превосходством Европы. Обе войны начинались с чисто европейского конфликта (провокации, послужившей предлогом); следующая великая война, разожженная Германией, тем не менее охватила все остальные назревшие конфликты, и привел к ней целый комплекс проблем. Но ущерб, нанесенный европейцами самим себе, в конечном счете привел к тому, что время их мировой гегемонии закончилось. Случилась такая беда не к 1918 году, когда закончилась Первая мировая война (хотя непоправимый ущерб уже удалось нанести как раз к тому моменту), зато стала очевидной к завершению Второй мировой войны в 1945 году. Но к 1914 году Европейский континент лишился структуры, существовавшей там до войны. В этой связи кое-кто из историков стал называть всю эпоху с 1914 по 1945 год «европейской гражданской войной» – подходящая метафора при условии, что под этим понятием подразумевалась именно метафора. На территории Европы практически непрерывно шли войны, и поддержание внутреннего порядка считалось фундаментальным предназначением государства: Европа никогда не представляла собой единое целое, поэтому настоящей гражданской войны в ее пределах вести не представлялось возможным. Но напомним, что здесь находился источник и место обитания цивилизации, представляющей европейское единство; европейцы видели больше общего с остальными европейцами, чем с темнокожими, смуглыми или желтолицыми людьми. Кроме того, здесь сложилась система власти, в 1914 году составлявшая экономическое единство и к тому времени переживавшая самый длительный период внутреннего мира. Эти факты, которым было суждено полностью исчезнуть к 1945 году, придают метафоре о гражданской войне живость и уместность. Они-то и стали предвестниками самоубийственного безумия любой цивилизации.

Европейское равновесие послужило сохранению мира между крупными государствами на протяжении больше 40 лет, но к 1914 году оно подверглось опасному нарушению. Слишком много народу пришло к ощущению того, что в случае удачного для них исхода войны они могли бы получить больше, чем дает им затянувшийся мир. Подобные настроения овладели правящими кругами Германии, Австро-Венгрии и, как считают европейские историки, России. К тому времени, когда появились такие настроения, между государствами уже существовал сложный комплекс связей, обязательств и интересов, которые до такой степени включали государства в орбиту друг друга, что трудно было себе представить, как тот или иной конфликт можно будет сохранить в рамках двух или немногих из них без участия многочисленных стран. Еще одну силу, нарушающую стабильность, представляли мелкие страны, пользовавшиеся особыми отношениями с крупными государствами; правители некоторых из них решили воспользоваться возможностью позаимствовать настоящую власть для принятия решений из рук тех, кому предстояло вести всеобщую войну.