Джон Робертс - Мировая история

К 1950 году начался период, на протяжении которого определяющие особенности мирового политического порядка все больше казались замороженными и неподвижными, независимо от всего того, что происходило где бы то ни было. Спустя еще четверть века наступила очередь ускорения темпов перемен, кульминационный момент которых пришелся на 1980-е годы. К 1990 году ориентиры, считавшиеся незыблемыми в течение 30 с лишним лет, исчезли (порой практически мгновенно), тогда как остальные подвергались сомнению. Но все произошло после продолжительного периода времени, отмеченного затяжной и острой фазой советско-американского противостояния, омрачавшего практически все области международной жизни, распространявшего упадок практически по всему миру и являвшего собой источник преступлений, разложения и страданий в течение 30 лет. Холодная война представляется далеко не единственным фактором определения контуров истории, да и не самой главной в те годы, но все равно она занимала центральное место в политике.

Ее первые серьезные сражения происходили в Европе, где начальная фаза послевоенной истории оказалась мимолетной, и считается, что она закончилась приходом коммунистов к власти в Чехословакии. В тот момент экономическое восстановление на континенте едва началось. Но зато существовали некоторые основания для надежды по поводу прочих застарелых проблем. Немецкая угроза ушла в прошлое; от некогда великой немецкой державы теперь не исходило никакой угрозы. Зато ее прежним противникам приходилось что-то делать с возникшим в центре Европы абсолютным безвластием. Дальше на восток в результате изменения границ, этнической зачистки и военных злодеяний Польша и Чехословакия избавились от проблем этнической разнородности, с которыми они существовали до 1939 года. Надо сказать, что новая Европа оказалась разделенной, как никогда прежде, и этот факт нашел наглядное отражение в советско-американской враждебности на международной арене, о чем до сих пор идут дискуссии.

В известном смысле та холодная война послужила запоздалой, но захватывающей дух материализацией перелома в идеологической и дипломатической истории мира, случившегося в 1917 году, даже притом, что кое-кто ищет ее истоки в глубине времен, когда власти США и России в XIX веке вели экспансию на своих континентах с формированием государств, по размеру территории и мессианскому содержанию отличавшихся от всего, что когда-либо прежде появлялось в Европе. При всем этом именно коммунистическая Россия с ее новым подходом к внешней политике вызывала большую тревогу. Для советского правительства дипломатия служила не просто каналом ведения дел, но и орудием навязывания революции остальным народам. Однако даже в этой внешней политике ничего страшного бы не наблюдалось, если бы на одном из поворотов истории к 1945 году не появилась новая мировая держава в лице подвергшейся наконец-то модернизации России, занявшая гораздо более прочное положение в мире, чем царская империя, так как располагала свободой действий в Восточной Европе и достаточным авторитетом для распространения своего влияния в остальных частях света.

Советская дипломатия с приходом к власти Сталина часто напоминала об исторических амбициях России, и интересы Советского Союза, совершенно естественно сформулированные в силу географического его положения и исторического наследия, всегда привязывались к идеологической борьбе. Коммунисты и повсеместно примкнувшие к ним люди верили в свою задачу, состоявшую в том, чтобы всеми силами сохранять от поползновений врагов Советский Союз, в котором они видели защитника международного рабочего класса, а также настоящего (искренние сторонники СССР это подтвердят) хранителя судеб всего рода человеческого. Как бы все ни оказалось в реальности, когда большевики провозгласили своей целью построение коммунистического общества во всем мире, они свято верили в успех, пусть даже лежавший за горизонтом исторической перспективы. После 1945 года появились новые коммунистические государства, чьи правители как минимум формально демонстрировали единство своих рядов и тем самым помогли устроить идеологический раскол не только в Европе, но и в мире в целом.

Однако, если Советский Союз совершенно справедливо считался новым типом государства, то же самое относилось и к Соединенным Штатам Америки. Существовавшие в таком государстве концепции личной и религиозной свободы, прав собственности, свободных рынков, потребительских возможностей и равенства среди людей представлялись революционными в европейских или азиатских условиях, даже притом, что им не всегда следовали в этих державах. Большинство американцев свято верили в универсальность применения таких концепций и всячески старались навязать свои воззрения народам остальных стран ради их же собственного блага. Вразрез с желанием своего народа вернуть домой солдат, воевавших за океаном, власти США исходили исключительно из того, что американцы к тому времени уже дважды в XX веке воевали и жертвовали собой ради исправления всего мира, и поэтому народы остальных стран, пользовавшиеся американским альтруизмом, теперь обязаны предотвратить любое повторение пережитого посредством следования предписаниям из Вашингтона, касающимся их развития и прогресса. В отличие от своей политики после Первой мировой войны на этот раз американцы не собирались отворачиваться от мировых проблем. Тем более что новый президент США Гарри Трумэн поставил знак равенства между коммунизмом Сталина и нацизмом Гитлера как опасными, экспансионистскими идеологиями, предназначение которых заключалось в обосновании необходимости предохранения мира от благ американских идей.

Очень беспокоили американцев события в Восточной Европе. К 1948 году в правительствах Венгрии, Румынии, Польши и Чехословакии остались одни только коммунисты, тогда как в Болгарии коммунисты уже взяли власть в свои руки. Затем, когда американцы приступили в выполнению программы Дж. Маршалла по оказанию помощи немцам, не заставила себя ждать первая битва холодной войны по определению судьбы Берлина. Она оказалась решающей с той точки зрения, что американцы определили линию фронта в Европе, на которой они собирались воевать. Нельзя сказать, что в Советском Союзе восприняли это с радостью, хотя советское руководство спровоцировало холодную войну своими попытками предотвратить появление экономически мощной Западной Германии под американским и британским контролем. Действия советского руководства шли вразрез с интересами западных держав, заключавшимися в возвращении к жизни немецкой экономики хотя бы в их собственных оккупационных зонах. Причем сделать это требовалось заранее, то есть прежде, чем окончательно сформируется политическая конфигурация Германии как жизненно важного источника ресурсов для восстановления Западной Европы в целом.