Банеш Хофман - Альберт Эйнштейн. ТВОРЕЦ И БУНТАРЬ.

Драматизм этого события был, безусловно, усилен только что закончившейся войной. А если бы ее не было и если бы Финлей-Фрейндлих, сумев наблюдать солнечное затмение 1914 г., определил бы величину отклонения равной 1,7 дуговой секунды, в то время как Эйнштейн предсказал отклонение лишь в 0,83 дуговой секунды? Или же Хейл и его друзья- астрономы в Америке, не будучи вынуждены ждать следующего затмения, определили бы, что отклонение вдвое превышает предсказанную величину? Нетрудно представить себе, сколь малый интерес вызвал бы тогда результат, вычисленный Эйнштейном в 1915 г. и равный 1,7 дуговой секунды. Эйнштейну пришлось бы перед лицом фактов вносить запоздалые изменения в свои вычисления, признав сначала свою ошибку. Это дало бы повод считать, что он сделал произвольную ad hoc поправку — что на самом деле было не так, — и тогда отклонение света утратило бы то грандиозное значение, которое оно обрело в качестве предсказания.　

Но война разразилась, так что предсказанное отклонение было подтверждено при чрезвычайно трагических обстоятельствах, когда целые государства были опустошены и деморализованы. Отклонившиеся звездные лучи осветили окутанный мраком мир и вновь открыли ему единство человечества, исчезнувшее, казалось, в небытие во время войны. Не удержавшись от соблазна соединить имя Эйнштейна с Германией, английская пресса с энтузиазмом сообщила об этом важном событии, вести о котором быстро распространились по всему миру, В декабре 1919 г. Эддингтон писал Эйнштейну из Англии:　

«… вся Англия только и говорит, что о Вашей теории. Она произвела потрясающую сенсацию… Ничего лучшего с точки зрения научных связей между Англией и Германией и пожелать нельзя».　

Судьба сделала неожиданный поворот. Едва заметно отклонившийся от своего пути звездный свет будто ослепил человечество, и внезапно Эйнштейн стал знаменит. Этот скромный и простой человек, отрешенно углубившийся в поиски космического совершенства, стал теперь для всего мира неким символом, предметом искреннего восхищения одних и столь же глубокой ненависти других.

Шумная популярность столь же озадачивала Эйнштейна, как его теория озадачивала обывателя. Его небольшая книга разошлась мгновенно, и сразу же появились переводы. Английский издатель попросил переводчика написать краткое объяснение для продавцов, которые столкнулись с отсутствием у широкой публики малейшего представления о том, что такое относительность. Многие полагали, что она каким-то образом связана с отношениями между полами.　

11 февраля 1919 г. брак Эйнштейна закончился мирным разводом. Дети оставались на попечении Милевы, а Эйнштейн обязался содержать всех троих. Он согласился также передать Милеве деньги за Нобелевскую премию. Хотя премия еще не была ему присуждена, оба были убеждены, что рано или поздно это произойдет.　

В годы войны Эйнштейн часто останавливался в Берлине в доме двоюродного брата своего отца, Рудольфа Эйнштейна. Жена его доводилась сестрой матери Эйнштейна. Таким образом, их дочь Эльза была его двоюродной сестрой с обеих сторон. Эльза и Альберт в детстве часто играли вместе в Мюнхене. Овдовев, Эльза жила в доме своего отца с двумя дочерьми — Ильзой и Марго. В 1917 г. у Эйнштейна было серьезное заболевание желудка, и, пока он не выздоровел, Эльза преданно ухаживала за ним. Они всегда были сильно привязаны друг к другу, а в июне 1919 г. поженились. Она относилась к Эйнштейну как к ребенку, да еще не от мира сего, и в некотором смысле он таким и был. Она защищала его от малейшего внешнего беспокойства. Однако от более глубоких жизненных огорчений никто не в силах был защитить Эйнштейна. Мать его умирала от рака. В конце 1919 г. она приехала с медицинской сестрой в Берлин, чтобы провести с сыном свои последние, омраченные адскими болями дни. Там она и умерла в феврале 1920 г. Эйнштейн был безутешен. В начале марта в письме Максу Борну, обратившемуся к нему за советом по поводу предложения переехать в Геттинген и занять там место профессора, Эйнштейн написал:　

«… Не имеет значения, где ты живешь… Я же вообще не чувствую себя вправе давать советы, так как я нигде не пустил глубоких корней. Прах моего отца покоится в Милане. Свою мать я похоронил несколько дней назад здесь [в Берлине. — Прим, перев. ]. Сам беспрестанно скитаюсь — и везде как чужак. Мои дети — в Швейцарии, так что приходится предпринимать немалые усилия каждый раз, когда я хочу увидеть их. Идеал для такого человека, как я, — чувствовать себя дома везде, где со мной мои родные и близкие. Так что я не советчик Вам в этих делах».　

В этом письме слышатся отголоски того, что он писал раньше. В 1919 г., как раз накануне официального объявления результатов наблюдения солнечного затмения, Эйнштейн ездил по научным делам в Голландию. По пути он провел несколько счастливых дней в семье Эренфеста. Благодаря его за гостеприимство, Эйнштейн писал: «Теперь мы будем тесно общаться. Уверен, что это принесет нам обоюдную пользу и что каждый будет чувствовать себя в этом мире менее одиноко, зная, что на свете существует другой».　

Всемирная слава Эйнштейна принесла с собой моральные обязательства, от которых он не чувствовал себя вправе уклониться. Эйнштейн занимал уникальное положение, способствуя сглаживанию противоречий между народами. Война была жестока, а когда она окончилась, страсти все еще кипели — как среди побежденных, так и среди победителей. Так, в декабре 1919 г. Королевское астрономическое общество в Англии решило наградить Эйнштейна золотой медалью 1920 г., но «патриотически» настроенные члены общества собрали достаточное количество голосов, чтобы провалить его кандидатуру. Было принято решение вообще не присуждать в 1920 г. медаль общества. Лишь в 1926 г. Королевское астрономическое общество смогло наградить Эйнштейна золотой медалью.　

В 1918 г. кайзер Германии отрекся от престола, и к власти пришло республиканское правительство. В записях Эйнштейна, относящихся к курсу лекций по теории относительности, которые он еженедельно читал в зимний семестр 1918/19 г., не упоминается о содержании лекции 9 ноября. Напротив этой даты у него записано «отменена в связи с революцией». За этой лаконичной фразой стоят бурные события, непосредственным (хотя и не главным) участником которых оказался сам Эйнштейн. Несостоявшаяся лекция пришлась на ту неделю, когда революционно настроенные студенты Берлинского университета объявили ректора лишенным своего поста и держали его под арестом. Эйнштейна попросили вмешаться в это дело, учитывая его симпатии к социализму и авторитет. Вместе со своими друзьями — Борном и психологом Максом Вертгеймером — Эйнштейн отправился к лидерам мятежных студентов. Его спросили, каких взглядов он придерживается. Не принадлежа к тем, кто виляет хвостом, когда дело доходит до принципов, Эйнштейн твердо заявил об опасностях, которые грозят академическим свободам. Его слова пришлись мятежникам не по душе. Тем не менее они отослали Эйнштейна и его друзей к новому президенту Германии. Даже среди революционного хаоса имя Эйнштейна открывало все двери: президент прервал срочные дела для того, чтобы написать краткую записку, и тогда все быстро уладилось.