Банеш Хофман - Альберт Эйнштейн. ТВОРЕЦ И БУНТАРЬ.

Эйнштейн был и интернационалистом, и евреем; в некоторых кругах Германии, как и во Франции, его поездка в Париж вызвала сильное озлобление. Даже среди коллег — немецких ученых — Эйнштейн ощущал возникшую на национальной почве отчужденность. На заседаниях они, бывало, не знали, садиться ли рядом с ним, — одни по внутреннему убеждению, другие — из страха показаться дружелюбно к нему настроенными.　

На С Конгрессе естествоиспытателей, который должен был состояться в сентябре 1922 г. в Лейпциге, Эйнштейн должен был произнести вступительное слово. Однако Эйнштейн счел необходимым отменить свой доклад, и 5 июля 1922 г. писал из Киля Планку [32] Некоторые авторы датируют письмо 6 июля. — Прим. перев. :

«… Несколько достойных доверия людей предостерегают меня от появления в Берлине в ближайшее время и вообще от каких бы то ни было публичных выступлений в Германии. По- видимому, я принадлежу к числу тех лиц, против которых со стороны „народа“ готовятся покушения. Разумеется, прямых доказательств этому у меня нет, однако создавшееся ныне положение подтверждает правдоподобность опасений. Если бы речь шла о действительно важном выступлении, соображения такого рода меня бы не остановили. Но в данном случае это чистая формальность, и кто-нибудь другой (например, Лауз) с успехом может меня заменить. Затруднения возникли из-за того, что газеты слишком часто упоминают мое имя и тем самым настроили против меня сброд. Сейчас может помочь лишь терпение и… временное отсутствие. Прошу Вас об одном: отнеситесь к этому маленькому происшествию спокойно, как это делаю я…»　

В течение некоторого времени Эйнштейн, вняв предостережениям, нигде не показывался в Берлине и отменил свои лекции. Но 1 августа 1922 г. он открыто появился на антивоенной манифестации в Берлине. Этим смелым поступком Эйнштейн показал, что не даст себя шантажировать. Так он вновь обрел свободу действий. Тем не менее в Лейпциге он не выступил.　

В октябре 1922 г. по приглашению японского издателя Эйнштейн с женой отправились в Японию, где провели около полутора месяцев.　

Германский посол в Японии прислал в Берлин доклад, в котором визит Эйнштейна сравнивался с триумфальным шествием. Где бы Эйнштейн ни появлялся, сразу же собирались толпы жаждущих взглянуть не него людей. Эйнштейн был принят императрицей. Газеты наперебой печатали репортажи о его пребывании в стране, наполненные как фактами, так и вымыслом. На него посыпался дождь наград и всевозможных подарков. Сам же Эйнштейн был покорен изяществом японцев. Четверть века спустя — через двадцать пять трагических лет он живо вспоминал о своей поездке в Японию, говоря: «Я так полюбил этот народ и эту страну, что не мог сдержать слез при расставании». Эта поездка оказалась желанной передышкой после того напряжения, в котором пребывал Эйнштейн в Берлине после убийства Ратенау. Посол Германии в Японии, вначале несколько обескураженный порой неподобающе скромным одеянием Эйнштейна, затем расположился к нему и в официальных сообщениях в Берлин отмечал, что, несмотря на все те почести, которых был удостоен Эйнштейн, тот оставался скромным, дружелюбным и непретенциозным. По-видимому, Эйнштейн резко отличался от других приезжих знаменитостей, с которыми приходилось иметь дело послу.　

За несколько дней до прибытия Эйнштейна в Японию пришло сообщение о том, что ему присуждена Нобелевская премия 1921 г. «за открытие закона фотоэлектрического эффекта и за его работы в области теоретической физики». Теория относительности в официальном решении не упоминалась. Ее все еще считали слишком спорной как с научной, так и с политической точек зрения, ибо понять ее было очень непросто, к тому же не были редкостью выступления против нее. Фотоэлектрический закон после экспериментального подтверждения его Милликеном стал в высшей степени надежным — и к тому же достойным — поводом для присуждения Эйнштейну премии.　

Когда награжденный не может лично присутствовать на церемонии вручения Нобелевской премии, обычно посол его страны в Швеции принимает за него эту награду. Эйнштейн хотел, чтобы эту миссию выполнил посол Швейцарии, но в Германии воспротивились такому решению, понимая, какая это честь. В конце концов все разрешилось дипломатически — посол Швеции в Германии лично вручил Эйнштейну в Берлине диплом и медаль. А когда Эйнштейн читал, хоть и с запозданием, в Швеции свою речь по поводу получения Нобелевской премии, он пренебрег официальной формулировкой и говорил о теории относительности.　

Эйнштейн продолжил свое «триумфальное шествие», приехав из Японии в Палестину.　

Из Палестины он отправился в Испанию, где, по его шутливому выражению, продолжал «насвистывать любимую мелодию — на мотив теории относительности». Из Мадрида он с женой поехал до французской границы поездом — в королевском вагоне, который король Испании предоставил в его распоряжение. Но к тому времени, когда они достигли Франции, намереваясь ехать прямиком в Берлин, Эйнштейн успел потерять всякое терпение от той помпы и шумихи, которые сопровождали его в этих путешествиях, и заявил жене: «Ты можешь делать все, что хочешь, но что касается меня, то я поеду третьим классом».　

Когда они весной 1923 г. прибыли домой, в Европе уже наблюдались признаки опасного напряжения. Фашисты захватили власть в Италии. Пуанкаре — не математик и физик Анри Пуанкаре, а его двоюродный брат Раймон, премьер-министр Франции — послал войска в немецкий индустриальный центр Рур, чтобы принудить Германию выплачивать военные репарации. В результате Германия оказалась в тисках катастрофической инфляции, обесценившей немецкую марку, сводившей на нет сбережения людей и способствовавшей в конечном счете победе нацистов.　

И все же и в эти, и в последующие годы Берлин был эпицентром «Золотого века» немецкого искусства и науки. В Берлине и находился по большей части Эйнштейн. Общеизвестна его любовь к музыке. Как-то в Берлине выступал пианист Иосиф Шварц. В концерте принял участие его сын Борис, тогда еще совсем юный и необыкновенно одаренный скрипач. Присутствовавший на концерте политический деятель направил их к Эйнштейну, будучи уверенным, что Эйнштейн заинтересуется молодым скрипачом. В назначенный день Борис начал играть на квартире Эйнштейна концерт Брука [33] Макс Брук (1838–1920) — немецкий композитор и дирижер. — Прим. перев. . Аккомпанировал ему отец. Когда Борис дошел до лирического экспрессивного пассажа в первой части (Борис играл его с особым удовольствием), Эйнштейн внезапно воскликнул: «Ах, как же он любит свою скрипку». А в конце Эйнштейн с радостью достал свою скрипку, и они втроем сыграли сонаты Баха и Вивальди для двух скрипок и фортепиано. Так началась их многолетняя дружба, и не раз еще они музицировали вместе.