Глеб Десятков - Легенды старого Оренбурга

Василий Могутов. 12 января 1758 года»

Наш город во времена Перовского представлял собой сборище ветхих лачуг, некоторые из них и жильем-то можно было назвать с большим трудом. До 1822 года над городом довлел царский Указ «О воинском постое». Домовладельцы всеми правдами и неправдами старались этот закон обойти или как-то уклониться от его выполнения: либо дому придавался нежилой вид, либо строились такие лачуги-халупы, в которые офицеров не поселяли. После известного Указа об отмене «Закона о воинском постое» в городе началось строительство добротных домов, но строили только те, кто располагал определенными средствами. В голове у Перовского созрела мысль избавить город, в пределах крепости, от жалких лачуг. Полицмейстеру был отдан приказ составить список ветхого жилья и определить его к сносу. Таковых жилищ было найдено 221 строение.

До Перовского одним из губернаторов тоже делалась попытка избавить город от лачуг, но весьма своеобразным способом. Как гласит легенда, этот губернатор, через специальные команды, такие лачуги попросту поджигал! Перовский поступил по-другому: есть средства у хозяина строить каменный дом в черте крепости — строй. Нет — отводилось место «вне города». На новое строение губернаторской казной выплачивалось пятьдесят рублей ассигнациями и выдавалось определенное количество строительных материалов. Начав с жилых домов, Василий Алексеевич Перовский увековечил свое имя возведением жемчужины архитектуры города — Караван-Сарая. С его именем связано и строительство водопровода...

Многое приходилось слышать о чертах характера Перовского: жесток и милосерден, любитель шуток и в тоже время строг, доступный весельчак, страстный коллекционер и вспыльчивый генерал. Только в одном ему нельзя было отказать — в даре предвидения. Его постоянно окружали и были его гостями талантливые люди. Вспомним хотя бы автора «Толкового словаря» Владимира Даля, А. Пушкина, сатирика Жемчужникова... Любил Перовский шутку, молниеносно реагировал на нее.

Об одной из них мне приходилось слышать в разных вариантах — то была реакция на попытку «пошутить» с ним одного из офицеров гарнизона.

Поздним, душным летним вечером в здании Офицерского собрания, что когда-то было на Николаевской улице, веселилась группа молодых офицеров. Среди них был один по фамилии Романов. Ей он очень гордился — еще бы, такая же была и у Его Императорского Величества!

Подвыпившие товарищи обратились с таким вопросом:

— Вот ты — Романов. Сможешь ли ты в сей час полуночный посетить господина военного губернатора и поинтересоваться, чем он занят?

Известно, что пьяному — море по колено! Офицер устремился к дому Перовского, следом шли его друзья...

Подошел, постучал в дверь, получил приглашение войти.

— Ваше превосходительство! Я — Романов! Вы — Перовский? Могу ли я спросить, чем сей момент занят наш губернатор?

Посмотрел Перовский на него, усмехнулся в ус и ответил, что если господин офицер окажет честь ему, Перовскому, присядет к столу, то сможет не только спросить, но и самолично убедиться, чем сей момент занят губернатор.

Офицер присел к столу и, не предвидя подвоха, спросил:

— А чем?

— Сей момент я занят подбором кандидата на пост коменданта в Ново-Орское укрепление. Отдаленно оно отменно, да тем и лучше! Комендант-то там должон быть смел отменно и непременно «с головой»! — Почесал Перовский ус и продолжил: — Потому «с головой», что ждать приказа будет не от кого. Далеко оно. Решать самому придется! Подобрал я тут одного, вроде бы подходит! — С тем и вызвал своего адъютанта, отдал соответствующий приказ, а Романову заявил, что такого офицера перед собой видит и считает, что поутру ему вместе с повозкою от Оренбурга верст на двадцать пять отстоять надлежит! С тем и выпроводил незадачливого шутника.

А друзья, ждавшие его на улице, понурив головы, побрели по домам в ожидании наказания от Перовского за чрезмерное потребление хмельного...

Беседка-ротонда, перенесенная из Зауральной рощи, и здание Городской Управы.

История, о которой хочу рассказать, началась при губернаторе Перовском, а закончилась при Обручеве.

В нашем городе есть много домов, тесно связанных с историей, с прошлым нашего города и края, с судьбами интересных людей. Средь множества следует, пожалуй, выделить один, и не только потому, что он старейший по постройке. Приезжий пройдет мимо, не остановив на нем даже взгляда — дом как дом, двухэтажный с мезонином, каких в Оренбурге много. Но этот достоин того, чтоб о нем пошел особый разговор.

Итак: по Советской улице идет пешая экскурсия, останавливается около дома, расположенного между кинотеатром «Октябрь» и гастрономом № 2.

Экскурсовод продолжает свой рассказ: «Мы подошли к дому, некогда принадлежавшему полковнику Тимашеву...»

Позднее им последовательно владели купцы Ладыгин, Хусаинов. Как говорит предание, в этом доме постоянно жили оренбургские губернаторы, в его стенах бывали Государь Император Александр I, великий русский поэт Александр Пушкин, Владимир Даль, сосланные в наш город поляки Виткевич, Зан, пастор Зеленко, поэты Жемчужников, Плещеев, Тарас Шевченко...

Дом полковника Тимашева, в котором жили оренбургские губернаторы. По преданиям, здесь останавливался А. С. Пушкин.

Жил в нем и Перовский. Пушкин приехал в Оренбург вечером 12 июня 1833 года и остановился в местной гостинице. Узнав об этом, Перовский приехал к поэту не только с визитом, но и пригласил Пушкина переехать к нему. С утра он осматривал вместе с Владимиром Далем город. Будущий автор «Толкового словаря», узнав о цели приезда поэта, предложил посетить Берды, которые старожилы называли «Пугачевской столицей», обещал показать и дом, в котором жил Е. Пугачев. Туда они выехали в карете. По дороге Даль обратился к своему спутнику: «А знаешь, друг Пушкин, сказывали мне старики, что меж ними ходит слух, будто некоторые из них видели привидение, обликом своим сильно на Емельяна схожего! Рассказывали так убедительно, что вспомнилось и мне, как с привидением тоже дело иметь пришлось. Будучи еще студентом, я жил тогда на чердаке, где печь стояла посреди комнаты у проходившей тут из нижнего жилья трубы. Кровать моя была в углу, насупротив двух небольших окон, а у печки стоял полный остов (скелет — Г.Д.) человеческий так, что даже и в темную ночь я мог видеть с постели очерк его, особенно против окна, на котором не было ни ставень, ни даже занавески. Просыпаюсь однажды заполночь во время жестокой осенней бури. Дождь и ветер хлещут в окна. Вся кровля трещит, ветер, попав, видно, где-нибудь в переулок, завывает по-волчьи. Темь такая, что окна едва только отличаются от глухой стены. Я стал прислушиваться... и услышал с чрезвычайным изумлением — бой маятника от стенных часов, коих в моей комнате и у меня никогда не было! Прислушиваюсь... протираю глаза... привстаю — одно и то же: кругом все темно, холодно, сыро, буря хлещет в окно, а где-то в комнате мерно ходит маятник... Я встал и начал подходить на слух, медленно, шаг за шагом, к тому месту, где ходит маятник. Я еще положительнее убедился в том, что слышу не во сне, а наяву, что маятник ходит мерно, звонко, ровно, хотя у меня стенных часов нет. Я дошел до самой печи и стоял еще в большем недоумении, носом к носу со скелетом, коего силуэт смутно обозначался против белой печи. Что тут делать и как быть? Маятник явным образом ходит в скелете!..