Елена Первушина - Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии

Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви. Сказывают, такие пороки людские покрыть стараются, будто сие произходит от добросердечия, но статься может, что подобная диспозиция сердца более есть порок, нежели добродетель. Но напрасно я сие к тебе пишу, ибо после того взлюбишь или не захочешь в армию ехать, боясь, чтоб я тебя позабыла. Но, право, не думаю, чтоб такую глупость зделала, и естьли хочешь на век меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду».

Наконец в ходе войн с Турцией (1768–1774 гг.) был решен вопрос с Крымом. Князь Долгоруков заставил крымского хана Селима бежать в Турцию и заключил с новым избранным ханом Сахибом II Гирееем Карасубазарский договор, по которому Крым объявлялся независимым ханством под покровительством России. Положения этого договора закреплены в 1774 году подписанием Кючук-Кайнарджийского мирного договора с Турцией. Османская империя «обменяла» свое присутствие на полуострове на уход русского флота с нескольких островов Эгейского архипелага, которые прежде присягнули России во время Русско-турецкой войны. К России перешли Керчь, крепости Кинбурн и Еникале, контролировавшие выход из Азовского в Черное море.

В 1774 году Потемкин назначен генерал-губернатором Новороссии, Азовской, Астраханской и Саратовской губерний. О его деятельности сохранились воспоминания графа Роже де Дама, находившегося в это время в Елисаветграде (ныне — Кировоград). Граф писал: «Я ежечасно сталкиваюсь с новыми, фантастическими азиатскими причудами князя Потемкина. За полчаса он перемещает целую губернию, разрушает город, чтобы заново отстроить его в другом месте, основывает новую колонию или фабрику, переменяет управление провинцией, а затем переключает все свое внимание на устройство праздника или бала…».

В 1776 году в Крыму начался мятеж Давлет-Гирея, требовавшего от османского султана, чтобы тот расторг заключенный с Россией договор. Мятеж вскоре был подавлен войсками Суворова, а сменивший хана Шахин Гирей не смог удержаться у власти, поссорившись с собственной знатью. В 1778 году Александр Васильевич Суворов, исполняющий обязанности командующего войсками Крыма и Кубани, по указанию князя Потемкина содействовал переходу в российское подданство и переселению христианского населения Крыма (армян, греков, волохов, грузин). Потемкину отдала такой приказ сама Екатерина. Позже из-за непрекращающихся угроз со стороны Турции Потемкин пришел к выводу о необходимости присоединения Крыма к России и убедил в этом Екатерину. «Всемилостивейшая государыня! — писал он. — Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит… Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду». В результате деятельности Потемкина, который лично отправился в Крым, это присоединение совершилось, причем без единого выстрела. Татарская знать окончательно поссорилась с Шахин Гиреем и заставила его отречься от престола (Потемкин узнал об этом еще в Херсоне) и теперь была готова заключить союз с Россией. Вскоре Потемкин уже принимал торжественную присягу крымской знати на плоской вершине скалы Ак-Кая под Карасу-базаром (ныне — Белогорск).

В 1787 году Екатерина вместе со своим двором, прихватив с собой иностранных дипломатов, совершила свой знаменитый вояж по новым владениям. Путь их лежал через Новороссию. С этой поездкой связано предание о «потемкинских деревнях». Рассказывали, что Потемкин, чтобы скрыть свои злоупотребления и казнокрадство и чтобы уверить гостей, что его губерния процветает, выставлял на пути кортежа бутафорские деревни, где «пейзане», а точнее, нанятые актеры изображали довольство и счастье и с восторгом встречали императрицу и ее спутников. Поскольку участники путешествия не оставили никаких записей о своих впечатлениях от Новороссии, мы не можем знать, на самом ли деле они посещали эти «невзаправдашние деревни». Известно только, что такого рода «маскарады» были очень популярны в XVIII веке (вспомним описание свадьбы Анны Леопольдовны), но… гости прекрасно знали, что это игра, инсценировка, и никто не пытался убедить их в том, что они находятся в настоящей деревне и встречаются с настоящими крестьянами. Биограф Потемкина граф Самойлов возмущался: «Что деятельность Потемкина была крайне неприятно иностранцам, это вполне понятно. Господствуя у нас печатным словом, иноземцы распространили мнение (которое и доселе не совсем уничтожено), будто все эти работы были каким-то торжеством обмана, будто Потемкин попусту бросал деньги и показывал государыне живые картины, вместо настоящих городов и сел». Но позже энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона писал: «В 1787 году предпринято было знаменитое путешествие императрицы Екатерины на юг, которое обратилось в торжество Потемкина, с замечательным искусством сумевшего скрыть все слабые стороны действительности и выставить на вид блестящие свои успехи».

Императрица осмотрела построенный Потемкиным Херсон, ночевала в ханском дворце в Бахчисарае, наблюдала за маневрами флота в Севастопольской бухте. Она написала: «Я всем обязана князю Потемкину. Надеюсь, теперь никто не назовет его ленивым». В том же году Потемкин получил почетный титул князя Таврического.

Хотя они расстались (точнее, это Екатерина оставила его), но все же расстались друзьями и продолжали ими оставаться. Недаром императрица писала Потемкину: «А твои собственные чувства и мысли тем наипаче милы мне, что я тебя и службу твою, исходящую от чистого усердия, всегда люблю, и сам ты бесценной».

Если Екатерина и Потемкин действительно тайно стали мужем и женой, то это случилось где-то между весной 1774-го и зимой 1775 года. Мемуаристы называют разные даты и разные церкви, где они венчались: то ли это случилось «в церкви Сампсония, что на Выборгской стороне», то ли в имении Екатерины Пелла, то ли в Храме Вознесения Господня в Сторожах, у Никитских ворот.

Если наша героиня действительно была дочерью этой пары, то она появилась на свет в июле 1775 года, когда в Москве как раз праздновали заключение Кючук-Кайнар-джийского договора, но праздновали… без Екатерины. Императрица была больна и не выходила (по официальной версии, у нее было кишечное расстройство). Однако большинство историков сомневается в этом. Дело в том, что Екатерина, одержимая страстью «все устраивать», не забывала своих детей, пусть даже незаконнорожденных. Со своим сыном от Григория Орлова, Алексеем Бобринским, она поддерживала связь: писала ему письма, оплачивала его долги, журила, потом, убедившись в полной его безалаберности, оставила жить в провинции, в Ревеле, но разрешила приехать ненадолго в Петербург после женитьбы, чтобы познакомиться с его избранницей, Анной Унгерн-Штернберг, дочерью барона Вольдемара Унгерн-Штернберга, коменданта ревельской крепости. А к судьбе девочки она ни разу не выказывала никакого интереса. Встречался с Бобринским и Павел уже после смерти Екатерины. Но он никогда не вспоминал о своей предполагаемой сестре.