Елена Первушина - Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии

Да, одно время Наталья Алексеевна действительно болела, вероятно, из-за непривычки к тяжелому петербургскому климату, но потом она поправилась и сделала именно то, чего от нее так ждали все вокруг: забеременела. Об этом официально объявили, и все с нетерпением стали ждать прибавления в императорском семействе.

10 апреля 1776 года великая княгиня почувствовала первые схватки. Екатерина в письме к Фридриху Мельхиору Гримму, с которым познакомилась на свадьбе Павла и Натальи Алексеевны (он приезжал вместе со своим воспитанником, принцем Людвигом, братом принцессы), так рассказывает о последовавших за этим событиях: «В Фоминое воскресенье поутру, в четвертом часу, пришел ко мне и объявил мне, что великая княгиня мучится с полуночи; но как муки были не сильныя, то мешкали меня будить. Я встала и пошла к ней и нашла ее в порядочном состоянии и пробыла у ней до десяти часов утра, и, видя, что она еще имеет не прямыя муки, пошла одеваться и паки к ней возвратилась в 12 часов. К вечеру мука была так сильна, что всякую минуту ожидали ея разрешения. И тут при ней, окромя самой лучшей в городе бабки, графини Катерины Михайловны Румянцевой, ея камер-фрау, великаго князя и меня, никого не было; лекарь же и доктор ея были в передней. Ночь вся прошла, и боли были переменными со сном: иногда вставала, иногда ложилась как ей угодно было. Другой день паки проводили мы таким же образом. Но уже призван был Круз и Тоде, их совету следовала бабка, но без успеха оставалась наша благая надежда. Во вторник доктора требовали Рожерсона и Линдемана, ибо бабка отказалась от возможности. В середу Тоде допущен был, но ничто не мог предуспеть. Дитя уже был мертв, но кости оставались в одинаковом положении. В четверг великая княгиня была исповедана, приобщена и маслом соборована, а в пятницу предала Богу душу. Я и великий князь все пятеры сутки и день и ночь безвыходно у нея были. По кончине, при открытии тела, оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была такова, но часть та, кои должна быть выгнута, была вогнута и лежала дитяте на затылке; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имел до девяти дюймов. К сему еще соединялись другие обстоятельства, коих, чаю, примера нету. Одним словом, стечение таковое не позволяло ни матери, ни дитяте оставаться в живых. Скорбь моя была велика, но, предавшись в волю Божию, теперь надо помышлять о награде потери».

Госпоже Бьельке Екатерина сообщила еще следующие подробности об этом несчастье: «Никакая человеческая помощь не могла спасти эту принцессу; ея несчастное сложение не позволило ей родить ребенка, которым она была беременна; случай с ней есть, может быть, единственный в своем роде. В продолжение трех дней ее мучили настоящия родовыя боли, и, когда повивальная бабка объявила, что ничего не может сделать, позвали акушеров; но вообразите себе, что ни они, ни какие-либо инструменты не могли помочь ей… После ея смерти, при вскрытии трупа, оказалось, что там был промежуток только в четыре дюйма, а плечи ребенка имели восемь. Два года тому назад покойная рассказывала нам, что, будучи ребенком, она подвергалась опасности сделаться кривою… поэтому ландграфиня призвала какого-то шарлатана, который выпрямил ее при помощи кулаков и колен… Этим-то и объясняется, что спинной хребет ея оказался изогнутым в виде буквы S, а нижняя часть позвоночника, которая должна быть выгнутою, у нея была вогнутою. Вот еще доказательство тому, что не из гордости, но вследствие невозможности она не могла нагибаться вперед; кулаки шарлатана, вероятно, и отправили ее на тот свет… Я была очень огорчена потерею этой принцессы и сделала все, чтобы спасти ее; пять дней и пять ночей я не отходила от нея, но, в конце концов, так как дознано, что она не могла иметь живого ребенка или, вернее, не могла вовсе рожать, то остается одно — перестать об этом думать». Возможно, истинной причиной деформации костного таза у великой княгини стал рахит или костный туберкулез — две широко распространенные в XVIII веке болезни, а вмешательство «костоправа», если оно и было, только усугубило положение. Если Екатерина права и родители знали о таком состоянии, то остается только удивляться, насколько сильно они хотели породниться с Российским императорским домом, если пошли на такой риск. Но, может быть, Екатерина домыслила это объяснение, потому что ей необходимо было «найти виноватого»? Естественно, не обошлось без слухов, что Екатерина якобы отравила слишком своевольную невестку и что, навещая свою жертву за час до смерти, не упустила возможности позлорадствовать, сказав: «Видите, что значит бороться со мною. Вы хотели заключить меня в монастырь, а я отправляю вас подальше, прямо в могилу. Вы отравлены…».

Разумеется, Павел очень горевал о потере любимой жены и никак не мог «перестать об этом думать», как советовала его мать. Тогда Екатерина решила утешить его на свой лад. Один из приближенных императрицы, А. М. Тургенев, рассказывает: «Когда последовала кончина великой княгини, Екатерина в ту же минуту приказала принести к ней шкатулку великой княгини, в которой хранились письма, и запечатала ее. Скорбь великого князя о потере супруги всех заставила страшиться за его здоровье, все средства и попытки развлечь великого князя были тщетны. Он был погружен в мрачное уныние духом. Екатерина решилась излечить сына, открыла шкатулку, вынула переписку великой княгини и отдала ее великому князю. Открытие это произвело в великом князе то, что производит кризис в горячке. Он вспыхнул как порох — взрыв произвел над ним благотворное действие, не причинив никому вреда…».

Тургенев полагал, что в письмах были доказательства связи Натальи Алексеевны с Алексеем Разумовским. Возможно, именно тогда Павел начал учиться не доверять людям…

А Екатерина тем временем, не откладывая дела в долгий ящик, начала составлять новые матримониальные планы. Долгожданный наследник так и не появился, и следовало поспешить. Екатерина пишет Гримму: «Увидев корабль опрокинутым на один бок, я, не теряя времени, перетянула его на другой и старалась ковать железо, пока горячо, чтоб вознаградить потерю, и этим мне удалось рассеять глубокую скорбь, которая нас угнетала». И действительно: чуть ли не в тот же день она начинает переговоры о новом замужестве принца — на этот раз с милой ее сердцу Софией Доротеей. Той уже исполнилось 16 лет, и… родители уже успели обручить ее, причем не с кем иным, как с братом покойной Вильгельмины и воспитанником Гримма, принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Но это не сильно смущает Екатерину. В самом деле, должны же герцог Фридрих Евгений и герцогиня Фредерика Доротея понимать, что в России их дочь ждет куда более завидная судьба, чем в каком-то Дармштадте. И они понимают…