Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

Это две американские истории: истории об эмигрантах, оставивших позади тяжелые, полные лишений и страданий жизни и добившихся процветания благодаря возможностям американского предпринимательства. Эти люди также часть истории «Титаника», поскольку Астор и Гуггенхайм погибли, когда корабль пошел ко дну. Фамилия Астор имела еще одно дополнительное значение, именно эту фамилию люди имели в виду, когда произносили слово «Америка». К моменту рождения «Полковника Джека» в 1864 году семья Асторов на протяжении трех поколений была американской легендой: их неясное происхождение, неистовые предпринимательские способности, неустанное накопление капитала стали составными частями в создании понятия «американский путь». Таким же образом историк семьи Гуггенхайм никогда не сомневался в смысле жизни своих героев — изумительная способность к зарабатыванию денег, гордость, передающаяся из поколения в поколение, и триумф, последовавший за столетиями унижений. «Однажды в Америке Гуггенхаймы подобно тысячам других европейских иммигрантов, принадлежащих к угнетенным классам, отомстят правящему классу своей родины», — написал историк в своем произведении «Гуггенхаймы: американская эпическая поэма». «Они покажут немецким ландфогтам (управителям. — Прим. перев.), Парламенту Швейцарской конфедерации, чванливым, поучающим христианам долины Сурб, что это были за люди, которым они не позволили создать семьи, владеть землей, лишили свободного выбора профессии, не дали возможности накапливать капитал… Они будут жить в замечательных местах и значительно лучших, чем их немецкие деревушки. Им будет принадлежать собственность, превышающая по территории всю долину Сурб. Им не придется молить о пощаде Парламент. Они сами станут членами Сената конфедерации своей новой страны. Они будут не только добывать и обрабатывать металл, из которого производятся деньги, они будут владеть и управлять крупнейшими и богатейшими серебряными, золотыми и медными шахтами мира. И по мере того, как они будут добиваться успеха в этой новой принявшей их стране, их богатства, почести и блеск станут настолько великими, что на этом фоне христиане Ленгнау будут выглядеть подобно нищим».

Асторы и Гуггенхаймы разнились по происхождению, национальности, религии, темпераменту и личной истории, но все они обладали неким общим убеждением — они верили в свое превосходство и в то, что другие должны чувствовать себя униженными. Многие американцы тешили себя иллюзией, что их общество не поделено на классы, что возможности открыты для всех, что равенство является основой их гражданства. Тем не менее, Соединенные Штаты представляли собой общество, большей частью основанное на конкуренции — равенства не было ни в начале, ни в конце гонки, и победители раньше, так же как и сейчас, должны были довести до сведения проигравших, что они проиграли. Грациозные, украшенные венками, безупречные чемпионы с превосходством взирали сверху вниз с трибуны победителей на покалеченных, перепачканных и обессиленных конкурентов, пришедших к финишу вторыми. Хотя определенная доля снобизма буйным цветом расцветала в Соединенных Штатах, все же здесь было меньше зависти, чем в Европе. Возможно, это объясняется тем, что американские миллионеры обладали сверхбогатством. Голодный нищий, который смотрит в щелочку на роскошный пир, чувствует скорее удивление, чем ненависть. Зависть возникает тогда, когда у людей появляется возможность сравнивать себя с другими, но, как заметил Гельмут Шек, «невыносимое и поразительное неравенство, особенно когда в нем есть элемент недостижимости, вызывает намного меньше зависти, чем какое-либо минимальное неравенство, заставляющее завистников думать: «Я бы мог быть на его месте».

Во Франции якобинская республика, коронация Наполеона Бонапарта, реставрация Бурбонов, революционные конвульсии, установившие правление граждан, Вторая республика, Вторая империя — все эти бесчинства возвысили одни семьи и низвергли другие. Романы Бальзака и Золя показывают классовое брожение Франции XIX века. Были созданы новые термины — выскочка, нувориш, парвеню для характеристики различных наглых, нанористых, раздражительных людей и их недавно обретенного богатства. В Соединенных Штатах дела обстояли по-другому, нация была основана всего лишь в 1776 году, и, даже спустя сто лет, ее штаты находились еще в зачаточном состоянии. Там, как написал Джозеф Эпштейн, «практически все богачи должны быть нуворишами, все являются выскочками, и каждый считает себя парвеню. В первые десятилетия своего существования, практически все Соединенные Штаты были вовлечены в одно огромное восхождение по социальной лестнице». Снобизм в Америке подразумевал придумывание, насаждение, почитание, радость от различий, разделяющих людей.

Чувство превосходства семьи Гуггенхайм по отношению к другим людям прославлялось преданным семейным летописцем, но именно жена Астора довела до совершенства, укрепила и претворила в жизнь снобизм в Нью-Йорке XIX века. Классовое сознание, классовая дискриминация, классовое соперничество занимают немаловажное положение в истории «Титаника».

Внук Джона Джекоба Астора I Уильям Астор был отцом четырех девочек, перед тем как в 1864 году у него родился сын — Джон Джекоб Астор IV, «Полковник Джек» с «Титаника». После того как у них, наконец, появился наследник, он и его жена Кэролайн какое-то время жили раздельно. Он отправился греться под теплым солнцем Флориды, а она мужественно осталась в Нью-Йорке. Когда в 1861 году разразилась американская Гражданская война, в Соединенных Штатах предположительно было три миллионера; но после 1865 года эта цифра увеличилась, и к концу столетия их было уже около 4000. Новые светские лидеры Нью-Йорка были богаче и самонадеяннее, чем их коллеги в районе Бостона Бэк Бэй или же в престижном районе Риттенхаус в Филадельфии. Раздраженная тем, насколько разнородны богатые люди, Кэролайн Астор определила, что самые богатые люди нью-йоркского общества должны быть защищены от хвастливых денежных мешков, коррумпированных дельцов и бесстыдных обывателей, которые теперь вездесущи. В 1879 году Генри Джеймс охарактеризовал свою родину следующим образом: «Соединенные Штаты это страна без правителя, без суда, без дворянства, без армии, церкви или духовенства, без дипломатической службы, без живописных сельских пейзажей, дворцов, замков или загородных имений, без руин, литературы, романов, без Оксфорда или Кембриджа, соборов или заросших плющом церквей, без сельских домиков, обнесенных забором, и деревенских таверн, без политического общества, сельских джентльменов, без спорта и охоты на лис». Но в Соединенных Штатах были Позолоченный век и Кэролайн Астор. «Золото — повсюду, — вспоминает эту эпоху дочь одного банкира. — Оно украшало дома людей, ставших миллионерами за ночь, которые как можно скорее пытались забыть, что когда-то были бедными и беззвестными. Они культивировали свое баснословное богатство настолько сильно, что сами часто были в замешательстве от собственного великолепия». Кэролайн Астор была полна решимости поставить каждую выскочку, каждого богача Позолоченного века на место. Покинутая мужем, в это время развлекавшимся на своей яхте с многочисленными актрисами, она диктовала свою социальную волю, подобно царице, поддерживаемой божественным правом королей и полками кирасиров с обнаженными мечами. Она выделила из населения Нью-Йорка категорию людей, получивших название «Четыре сотни», это были члены семей, вхожие в ее дом, и тем самым освободила оставшийся миллион жителей города от любых притязаний на то, чтобы быть причисленными к приличному обществу (население Нью-Йорка к тому моменту составляло 1,5 миллиона человек в 1890 году, и 3,4 миллиона — к 1900-му). Миссис Астор назначила Уорда Макалистера на должность управляющего ее протоколом. Макалистер — медлительный денди, заработавший деньги в качестве адвоката во время золотой лихорадки в Калифорнии, научившийся подражать манерам европейской аристократии во время поездок на курорты. Он характеризовал себя как организатора импровизированных пикников в Ньюпорте. Одна дама, входящая в «Четыре сотни», описала его следующим образом: «Он читал книги по геральдике и рангам, изучал традиции каждого европейского двора. Он получал удовольствие от форм и церемоний, его культ снобизма был настолько пылким, настолько искренним, что от него веяло благородством, он стал практически религией. Ни один благочестивый священник, наверное, никогда не посещал свою паству с большим благоговением и преданностью своему делу, чем это делал Макалистер, когда по вечерам в понедельник объезжал свои ложи в театрах. Он со всей серьезностью выслушивал планы предстоящих вечеринок, давал советы, кого следует пригласить, а тем временем его внимательный взгляд падал на соседние ложи и замечал вновь приехавших, их собеседников, а также то, на чем именно они приехали». Макалистер оставался визирем миссис Астор до того самого момента, пока не опубликовал смешной, несерьезный томик своих воспоминаний, что привело к его немедленной и безжалостной отставке.