Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

На корабле мигранты поражались стуку винта и натиску бегущих волн. На суше их приводили в изумление шум и грохот поездов, которые везли людей навстречу их новой жизни. Кнаплунд вспоминает, как долго тянулись дни, когда сутки напролет он смотрел на мелькающие за окном пейзажи, когда ехал на поезде из Нью-Йорка через Буффало, Чикаго и Макинтайр, штат Айова, в Острандер, штат Миннесота. «Железнодорожные станции и близлежащие дома казались на удивление грязными для такой богатой страны. Наверное, в Америке тоже имелись свои бедные. Это была очень тревожная мысль для иммигрантов, приехавших сюда в надежде заработать целое состояние». Ньютон Томас рассказал о приезде группы шахтеров из Корнуолла на медную шахту в Мичиган. Они проехали на медленном поезде, выехавшем из Чикаго и проехавшем через ландшафты Гайавате. Взорам путешественников предстали туманные озера, сосновые и осиновые леса. «Молодые люди устали. Они были растрепаны и ощущали, что к ним относятся неуважительно. Втечение четырех дней они тряслись на тростниковых сиденьях, после того как выехали из Нью-Йорка, они не мылись с тех пор, как предыдущим утром поезд выехал из Чикаго. Умывальни в поездах дневного следования разочаровали их. Каждую ночь они спали, не раздеваясь, скрючившись и согнувшись на неудобных сиденьях.

Они были голодны». Синклер Льюис описал похожее путешествие — в жаркий, пыльный сентябрьский день под бегущими облаками прерий по Миннесоте катится длинная вереница низких вагонов.

«Ни проводника, ни подушек, ни постельного белья. И так в этих длинных стальных ящиках весь день и всю ночь они будут ехать… Они измучены жарой и давкой, все поры их кожи забиты грязью; они спят как попало… Они не читают и, по-видимому, не думают. Они ждут. Покрытая ранними морщинами неопределенного возраста женщина, двигающаяся так, как будто у нее высохли все суставы, открывает чемодан, в котором виднеются измятые блузки, протертые домашние туфли, пузырек с лекарством, оловянная чашка и сонник в бумажной обложке, который всучили ей в газетном киоске… Дюжий кирпично-красный норвежец стаскивает башмаки, облегченно бурчит что-то… Беззубая старуха с редкими желто-белыми, цвета застиранного белья, волосами, сквозь которые виднеется голая кожа, по-черепашьи разевая рот, тревожно хватает свою сумку, раскрывает ее, заглядывает внутрь, закрывает, сует под сиденье, поспешно вытаскивает снова, открывает и прячет еще и еще раз… На двух обращенных один к другому диванах, занятых многочисленной семьей горняка-словака, раскиданы башмаки, куклы, бутылка виски, какие-то свертки в газетной бумаге и мешок для рукоделия. Старший мальчик достает из кармана куртки губную гармонику, стряхивает с нее табак и играет «Поход через Джорджию», пока у всех в вагоне не начинает болеть голов». (Перевод Горфинкеля Д. — Прим. перев.)

Когда Кнаплунд добрался до места своего назначения в Миннесоте, первое, что бросилось ему в глаза, были деревья — голубые ели, посаженные в одну линию с одной стороны проезда от дороги до фермерского дома, а с другой стороны — росли клены. Прямо перед домом стояли высокие, прямые норвежские сосны, так непохожие на осины и березы, растущие у него дома на фьорде. Он представлял себе, что американская усадьба будет напоминать сельское имение норвежского торговца, но вместо удобного, наполненного воздухом просторного деревенского жилища он с удивлением увидел небольшой белый деревянный домик, к которому примыкали пришедшие в упадок сараи, крытые полусгнившей соломой. Они были такими непрочными, что, казалось, могут вот-вот упасть от хрюканья валяющейся в грязи свиньи. Большое помещение, расположенное на первом этаже, одновременно служило почтенной вдове в качестве гостиной, столовой, кухни и спальни. Вокруг была вопиющая бедность.

На борту «Титаника» было несколько десятков молодых армян, следовавших традициям временного проживания в других странах, — она заключалась в том, что молодые люди на долгие годы уезжали из своих деревень и высылали домой заработанные ими деньги. Достаточно часто, перед отъездом молодого человека, родители женили его на местной девушке, это являлось своеобразной гарантией возвращения юноши домой. По мере того как после 1895 года армяне узнавали новые маршруты и совершенствовали навыки выживания в незнакомых условиях, расстояние, стоимость поездки, опасности и сложности перестали быть для них большими проблемами, и снова и снова они отправлялись за океан. Один молодой человек из Кеги отправился в свою первую поездку в Понтиак, штат Мичиган, во время второй подобной поездки он посетил Эри, штат Пенсильвания, а в третий раз его путь лежал в Брантфорд, штат Онтарио. Прикладывая невероятные усилия, мигранты восстановили процветание Кеги, они отсылали в родную деревню средства в помощь новым мигрантам. Особенно это стало возможно после 1909 года, когда турки ослабили ограничения на поездки. Получив деньги, присланные из-за границы, семьи могли расплатиться с долгами, купить землю, улучшить свои фермы и дома (например, добавить третий этаж или установить стеклянные окна), построить еще один дом, если в одном доме было уже недостаточно места для всей семьи, открыть магазины, обеспечить своим дочерям приданое, выплатить налог, освобождающий от военной службы сыновей, построить деревенские школы и церкви. Этот приток денег помогал армянам импортировать продовольствие во время голода и платить деньги специальным наемникам, охранявшим их от грабителей, ворующих их овец или урожай. В этих бедных удаленных районах армянские христиане вызывали негодование у своих соседей, курдов и турков, из-за своего религиозного инакомыслия, успеха в торговле, стремления к политической свободе и модернизации жизни. Экономика деревни Кеги зависела от состояния бизнеса, расположенного на расстоянии в полмира. Увольнения рабочих на фабрике «Пратт энд Летчворт Маллиабл» (Pratt & Letchworth Malleable) в Брантфорде могло подорвать благосостояние деревни Астхаберд. Так же как в Сент Остелл основной темой для разговоров являлся Бьют, так же и в деревне Кеги ежедневно обсуждали и возлагали свои чаяния и надежды на Брантфорд. Гамильтон, Детройт, Трою, Сент-Луис. Гранит-Сити, Кори и Алабаму. Деньги и газеты, присылаемые в Кеги, американизировали ее жителей. То же самое делал американский консьюмеризм и различные артефакты — швейные машинки Зингер, куклы янки, постеры с изображением Рузвельта н. Тафта.

Если некоторые иммигранты постоянно пересекали Атлантику в оба конца, то другие навсегда растворялись в борьбе за покорение Америки, где каждый пытался выбиться в люди и использовать свой шанс. После прощального богослужения в Методистской церкви в Корнуолле, отслуженного в честь семьи, отправляющейся в Америку после закрытия шахты, одна из женщин вышла вперед и сказала с грустью: «Мой мальчик Ян уехал туда, он где-то там. Если вы увидите его, то передайте, что его мама хочет «получить от него весточку»». Перед тем как семья Антинс уехала из России, к их матери пришел деревенский пастижер и умолял поискать в Америке своего пропавшего сына. «Он эмигрировал в Америку полтора года назад, находясь в добром здравии и в расцвете своих сил. С собой у него было 25 рублей, билет на пароход, новые тфилины и шелковая кипа… Он прислал домой одно письмо, в котором рассказывал о том, как он доехал до Касл-Гарден (первый официальный эмиграционный центр в Америке, открытый до острова Эллис. Прим. перев.), как хорошо его принял муж дочери моего дяди, как он сходил в баню, как ему купили американский костюм, все было хорошо… И с этого момента ни одной открытки, ни строчки, такое впечатление, что он испарился, что земля поглотила его. Ой-вей!» Они исчезали в случае поражения, об этом в 1915 году написал неизвестный американец из Ист-Провиденс, Род-Айленд в своем дневнике: «Что делать? Жить или умереть? Сегодня я опять чувствую себя никому не нужным… Я все ненавижу… Я ненавижу свою жизнь, свою любовь, свое сердце, свою жизнь и душу, свое тело и все существование… Проклят тот иностранец, у которого в кармане нет ни цента… Вас вышвыривают из комнаты, где вы жили, и знакомые забывают вас… Ваша внешность становится похожей на внешность вора, и прохожие смотрят на вас с ненавистью и страхом. Что же делать? Работы нет. Абсолютно никакой работы. Жить или умереть?»