Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

В Чикаго немцы селились к северу от Луп, поляки на северо-западе города, итальянцы и евреи на западе, цыгане на юго-западе и ирландцы на юге. Описание Сомерсетом Моэмом Уобаш-авеню в Нью-Йорке передает темп жизни многоязычного города с его высокими темными зданиями, покрытыми подобно диковинным паразитам разветвленной сетью пожарных лестниц. «Длинная череда машин вдоль обочин. Приглушенный рев поездов надземки, быстрые подрагивающие вереницы битком набитых трамваев, оглашающих улицы грохотом, пронзительный вой клаксонов, резкие повелительные свистки полицейских, регулирующих движение. Ни одного праздношатающегося. Все спешат… Мешанина рас — славяне, тевтонцы, ирландцы с улыбками от уха до уха и цветущими лицами, жители Среднего Запада с угрюмыми, постными физиономиями, робеющие так, словно они здесь незваные гости». (Перевод Лорие М. Прим. перев. ) Город рабочих-мигрантов живо изображен в поэтическом цикле Карла Сэндберга «Чикагские стихи». В стихотворении «Дитя римлян» он изображает итальянца, выравнивающего клинкерную кладку на железной дороге и работающего по десять часов в день.

Для молодого серба по имени Никола Б., переехавшего в Пенсильванию в 1905 году, не были приготовлены клубника и эклеры. Он родился в 1889 году и стал шестым ребенком в семье. Его отцу принадлежали пять гектаров земли, две коровы, три свиньи и две лошади. Каждый год он вместе с сыновьями уезжал работать на фермы в Венгрии. В 1902 году дядя и двоюродный брат Николы уехали в Америку вместе еще с одним мужчиной из соседней деревеньки. «Они обосновались в Джонстауне и оттуда присылали домой письма и фотографии. Они выглядели довольными, и я решил тоже поехать в Америку». В 1905 году Никола приехал в Джонстаун, где стал жить со своими родственниками в небольшом общежитии. «Я боялся всего, другая страна, другие люди, я никогда не видел таких больших фабрик. Моя дядя рассказал мне обо всем, что нужно делать, как себя вести, что говорить». Дядя отвел юношу на угольную шахту, добывающую уголь для завода «Камбрия Компани» (Cambria Company mills). «Вскоре эта тяжелая работа тяжким грузом легла на мои плечи. Я сожалел о своем приезде в Америку и все больше и больше скучал по дому. Весь день я до седьмого пота выполнял изнурительную работу, я не видел солнца, с утра до ночи я работал в кромешной тьме, стоя практически по колено в воде». В 1908 году Никола вернулся в свою деревню, «но там ничего не изменилось, та же самая бедность, те же самые трудности, которые были, когда я оттуда уезжал». Два года спустя он вернулся в Джонстаун со своим младшим братом. Они работали вместе на шахте и зарабатывали 11 долларов в неделю, если трудились по 11–12 часов в день. «Это была ужасно тяжелая работа, угольная шахта, непосильный труд, вокруг жуткая грязь. Но все же я предпочитал жить здесь, мне казалось, что жизнь в Америке лучше. Здесь я видел хоть какое-то будущее, а в Америке его не было». В 1913 году в Джонстауне произошли массовые увольнения рабочих, и Никола отправился в город Стьюбенвилл, штат Огайо, где была колония сербов из Кордуна, но не смог найти там работу. После нескольких неудачных попыток Николе удалось найти работу в бригаде сербов, работающих на доменной печи в Джонстауне. В 20-е годы XIX века он открыл продовольственную лавку, которая обанкротилась из-за просроченного кредита, и вернулся в Камбрию работать на механическом заводе. «Мы жили неплохо, дома у нас были электричество и вода, на столе много еды, мы хорошо одевались. Мы были американцами».

Желание хорошо одеваться похвально; но его было сложно удовлетворить в обстановке угольных шахт и доменных печей Джонстауна. После того как Клей Фрик способствовал поражению бастующих на сталелитейном заводе в Хоумстед в 1892 году, хозяева сталелитейных производств понизили в должности квалифицированных рабочих. За 20 лет, разделяющие Хоумстед и «Титаник», оплата неквалифицированных рабочих, занятых в сталелитейной промышленности, возросла, в то время как квалифицированные рабочие стали получать чуть ли не на 70 % меньше жалованья. Люди могли сократить свои потери в заработках только на 30 %, работая большее количество часов и более напряженно. До забастовки в Хоумстеде организация сталелитейного завода напоминала производство, в котором власть была поделена между мастерами; но после событий в Хоумстеде появились иерархические линии управления, которые резко дифференцировали рабочих под надзором их руководителей. Квалифицированные рабочие перестали управлять группами рабочих или обучать новичков: вместо этого клерки и инженеры стали отдавать приказы наладчикам станков. Квалифицированные рабочие, которым обслуживание станков казалось весьма суровой работой, быстро стали уступать в численности неквалифицированным рабочим, у которых механизация и систематизация вызывали меньший протест.

Рабочие эмигранты из Центральной Европы занимались неквалифицированным трудом на сталелитейных заводах. Боснийцы, хорваты, сербы, словенцы, словаки, литовцы, венгры, русины, богемцы, румыны, поляки, украинцы и русские вместе с итальянцами и чернокожими с юга приглашались на работу на сталелитейные заводы. Они приходили на смену ирландцам, немцам, валлийцам и англичанам. Например, на борту «Титаника» оказались четверо рабочих из местечка Батик в Боснии. Они надеялись получить работу в городе Харрисбург, штат Пенсильвания. Там находился большой сталелитейный завод «Бетлеем Стил». Работодатели в соответствии с отчетом, выпущенным на рубеже века в Питтсбурге, предпочитали славянских и итальянских работников англоговорящим кандидатам за «их привычку к молчаливому подчинению, хорошую дисциплину и желание безропотно работать в течение долгих часов сверх установленной нормы». Бесправные эмигранты не разделяли негодования квалифицированных рабочих по поводу потери статуса, и у них было меньше причин чувствовать себя обиженными вследствие появления роя клерков и надзирателей, контролирующих и табулирующих производственную эффективность. Эдвард Штейнер посетил эмигрантов из центральной Европы на сталелитейном заводе. «Полуголые, дикие на вид создания передвигались в сиянии расплавленного металла, который теперь был белым «подобно прикусанной от ненависти губе», а затем становился красным и темным, когда его заливали в подготовленные формы… День за днем я наблюдал за ними. Вот они возвращаются домой после работы, мокрые, грязные, покрытые волдырями от ожогов; вечером от усталости они падают в свои койки, дышат спертым воздухом комнаты, в которой спят пятнадцать человек, а утром медленно тащатся обратно выполнять тяжелую работу».