Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

«интересы М-Тесы очень широки и для африканского царька необычны. Он хочет знать все об Америке, Британии, Франции, Германии, России, Оттоманской империи, расспрашивает об их конституциях, правительствах, военной мощи и промышленности. Его заинтересовала философия Сократа, и он весьма уместно ее коментировал. Говорили также о о христианской морали, о рае и аде, о земле, солнце, луне, звездах и небе, и о многом, многом другом. Я как мог объяснил движение небесных тел, вращении земле, ее обращениевокруг солнца, смену дня и ночи, времен года, а также об общем движении нашей системы в пространстве. M-Teca все отлично схватывал.

Насколько я могу понять, он изучает обычаи, привычки и государственное устройство каждой страны не из простого любопытства, а с намерением больше знать и провести некоторые полезные реформы в собственной стране. Особо удивляет его умение пробудить в придворных и многих подданных работу мысли и тягу к знаниям не ради угождения ему, а по собственной воле… Несмотря на свои недостатки, он, несомненно, самый умный африканец из живущих. Благодаря ему народ Уганды настолько же превосходит другие народы, которые я посетил, насколько Европа выше наших примитивных арабов-бедуинов».

Поверьте на слово: ни один из африканских вождей, кроме Мутесы, не удостоился от первопроходцев подобной характеристики. Об оружии, о Вдове или кайзере, о Христе, о разных бытовых деталях расспрашивали многие, но вот чтобы комментировать Сократа или уточнять вопросы астрономии, - такого не бывало нигде, кроме Буганды. А поскольку кабака был человеком предельно практичным, политиков до мозга костей, то и волновало его большинство тем исключительно с точки зрения извлечения пользы. В частности, и вопроса с религиями, к которому, будучи по натуре скептичен, он, видимо, подходил с точки зрения очень земной.

Скажем, повторно принял ислам исключительно, чтобы успокоить египтян, а заодно, - под предлогом «мятежного несогласия с волей кабаки», - казнил несколько влиятельных колдунов и вельмож-родноверов, заодно навсегда запретив человеческие жертвоприношения. Так что, насколько можно понять, рассуждал он очень просто: с политической точки зрения, если ислам, то ориентация на Занзибар и Экваторию, а если христианство, тогда, соответственно, на белых.

И что лучше? Экватория уже показала клыки, от нее стоит держаться подальше. Занзибар близко и торговать с ним выгодно, но арабы приходят, чтобы навеки поселиться, и далеко не в роли обычных подданных – взять хотя бы конголезского Типпу Типа, урвавшего себе целое княжество. Нехорошо. С другой стороны: Европа. Она, безусловно, далеко, но по всем данным она гораздо круче и Египта, и Занзибара. К тому же, белый Спик пришел и ушел, ничего плохого не делал и даже не просил, закрепляться и не думал, - так что, вопрос решается сам собой. А ежели вдруг какой-то подвох, так будем переживать неприятности по мере их поступления.

Именно на таком фундаменте и строил Мутеса линию в общении со Стенли, появившимся в Буганде и 5 апреля 1875 получившим аудиенцию. К тому времени, насколько можно судить, решение кабакой уже было принято. Рассудив, что принятие христианства так или иначе обяжет Англию ему помогать, а обузы в этом не будет, поскольку Англия далеко (насчет особых отношений Лондона и Каира он, конечно, не знал), Мутеса сообщил гостю, что разочарован и в исламе, и в силе родных идолов, в связи с чем, хотел бы стать христианином и, более того, обратить в христианство своих подданных.

А поскольку владыка Озер, если хотел, умел быть чертовски убедительным, в ближайшем же отчете, посланном руководству, Стенли был вполне категоричен: «Считаю Мутесу могущественным императором. Его влияние на соседей безгранично. Три тысячи его солдат почти цивилизованы и обучены не хуже солдат хедива. Не менее сотни его вождей живут жизнь, сходной с жизнью знатных людей Занзибара и Омана, они одеты в такие же богатые одежды и вооружены так же.

К своему удивлению, я наблюдал здесь такой же порядок и законность, как и в полу¬цивилизованных странах. Уверен, эта страна и ее люди стоят выше прочих африканцев, они цивилизованы, понимают, что такое закон, объединены сильной центральной властью и заслуживают большего. Необходимо только привить Мутесе любовь к учению Иисуса из Назарета. Уверен, мне это по силам».

Как видим, Стенли искренне считал, что готовность Мутесы принять Христа можно считать его личной заслугой. У Мутесы, думается, было на сей счет иное мнение, но разочаровывать «белого друга» он, естественно, не стал, тем более, что многое в христианстве его интересовало и с прагматической, и с теоретической точки зрения. Поэтому, получив согласие на предложение пригласить в Буганду специалистов, которые «намного лучше меня толкуют слово Божье», Стенли отправил в Dayly Telegraph корреспонденцию, заканчивающуюся призывом, не заинтересоваться которым отцы-миссионеры не могли:

«Всем, кто посвятил жизнь проповеди истины, следует знать, что М-Теса, император Уганды, Усоги, Уньоро и Карагве, — повелитель обширных земель и десятка народов, — хочет причаститься Свету. Он сам, своими устами просил меня передать белым людям, что с нетерпением ждет их. Он обещает, что если они придут к нему, то получат все, что захотят. Где еще в языческом мире вы найдете более многообещающее поле деятельности для миссионеров, чем Буганда?».

А поскольку путевые экспресс-отчеты «великого Стенли» в Европе и США мгновенно становились бестселлерами, предложением заинтересовались многие, - как в миссионерских обществах, так и в официальных кругах Великобритании, в это время уже рассматривавших Межозерье, как зону своего влияния, которая, конечно, еще не освоена, но никому отдана не будет. Правда, пасторов, достаточно легких на подъем и отважных, нужно было еще поискать, а бюрократическая улита Форин-офиса вообще не торопилась. Так что первые миссионеры прибыли не сразу, а почти два года спустя, летом 1877. Но и это кабака обернул себе на пользу, успев за это время с помощью некоего Даллигтона Баффа Скорпиона, толмача Стенли, которого сманил (интереснейшая история!) у гостя, неплохо изучить Писание, благо тот знал Библию почти наизусть.

Встретили усталых путников, разумеется, по-королевски, с пивом, песнями, плясками и прочими народными гуляниями, подготовив к их приходу огромный крест, увитый цветами и врытый в землю у ворот дворца. Кабака, тоже разумеется, был до патоки обходителени приветлив. Мимоходом спросил, правда, нет ли среди дорогих гостей умельцев готовить порох или ковать затворы для ружей, но, услышав возмущенный ответ, что-де не для того прибыли, тотчас замял тему, попросив, если так, научить его и его народ читать и писать, ибо это важнее оружия, и гости радостно сказали, что обязательно научат.