Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

И начались качели. В связи с усилением после бойни родноверов уммы, Джон Мутеса вскоре вывел из ближнего круга мусульман, обвинив их в излишней жестокости при истреблении колдунов и заменив протестантами, потом, когда лидер «бангелеза» отец О'Флаерти заявил, что у него «достаточно вооруженных людей, чтобы помочь кабаке справиться со всеми недругами», вывел из ближнего круга протестантов, окружив себя католиками, затем опять вернул расположение протестантам, да так круто, что французская миссия в знак протеста покинула Буганду, однако ненадолго, потому что Жан Мутеса послал самых уважаемых вельмож-мусульман коленопреклоненно просить их вернуться, устоять против чего патеры, конечно, не могли.

В конце концов, наконец, выстроилась такая система сдержек и противовесов, в которой все так или иначе уравновешивали всех и никто ни с кем даже подумать на мог объединиться, так что Мутеса мог позволить себе с удовлетворением отметить: «Все они хорошие люди, интересные и приятные, но слишком суетливые и думают обо всем, кроме Бога. Это огорчало меня. Но теперь все, что происходит в Буганде, происходит с моего ведома и Богу это угодно». Что интересно, сам он иногда ходил к причастию, под настроение слушал проповеди пасторов, время от времени совершал полный намаз и никогда не забывал помазать медом губы доброго идола Макумбо, объясняя, что является кабакой не какой-то группы, а всех баганда, - но такое позволялось только ему.

Однако долго наслаждаться идеальным балансом гениальному политику не довелось: 10 октября 1884 он, маясь очередным приступом, он принял лекарство, приготовленное знаменитым занзибарским лекарем, гостившим при его дворе, и скончался, то ли от аллергии, то ли был отравлен (вторую версию большинство исследователей считает чистой конспирологией, и судя по тому, что лекарь остался жив, так оно и есть) .

«Чернь», как сообщают очевидцы, рыдала, «радовались только приверженцы старых богов», мусульманская община осторожно помалкивала, а лидер «бангелеза», отец О´Флаэрти вечером того дня записал в дневнике: «Трудно поверить, что его больше с нами нет. В манере вести беседу, в достоинстве, в обаянии М-Тесу не мог превзойти никто в мире — его ар¬гументы были умны и тонки, мысль и понимание — быстры, он необычайно умело владел собой. Только что мы с отцом Дюкло и братом Дюпеленом, забыв раздоры, совместно молились о его душе. Я оплакиваю своего верного друга и великодушного покровителя».

Король умер, да здравствует король. После почти полугода дворцовых интриг, новым кабакой стал 18-летний Мванга, сын Мутесы, известный своей дружбой с христианами, но поддержанный, как ни странно, лидерами «арабской» партии в обход «мусульманского принца» Калемы. Странно, конечно, но знатоки, - например В. Балезин и Д. Спайк, - объясняют это тем, что Калема с юности отличался жестокостью и непредсказуемостью, а Мвангой, имевшим прозвище «Мутефи» (тюфяк) легко было управлять.

В общем, так и оказалось. Мванга, в самом деле, сразу же дал аудиенцию протестантам и пригласил вернуться в очередной раз изгнанным Мутсой незадолго до смерти католиков, однако возобновить «перетасовку», так хорошо удававшуюся его отцу, хотя и пытался, не мог по определению. Веселый, симпатичный, смелый, по натуре хотя и вспыльчивый, но совсем не злой, и очень неглупый парень, он слишком увлекался гашишем, под влиянием которого «мог по минутной прихоти совершать глупости и жестокости, о которых потом сильно жалел».

А главное, в отличие от отца, тоже обретшего власть в юности, но умевшего держать ситуацию в руках, слушая всех, но поступая по-своему, силой воли новый кабака не отличался, доверял всем, подчиняясь советам того, кто в данный момент был рядом. В первую очередь – Мукасе, одному из столпов «арабской партии», близкому другу и катикиро (премьер-министру) Мутесы, которого, осиротев, почитал в отца место. В итоге, кабака как бы был, но кабаки и не было.

А между тем, время наступило шершавое. Всего за полгода после смерти Мутеса в Ругове были раскрыты восемь достаточно серьезных заговоров на предмет рокировок в ту или иную сторону с участием лидеров всех придворных кланов и «партий». Пришлось казнить. По первому времени, правда, Мванга пытался миловать, но дядя Мукаса на пальцах разъяснил ему, что прощенные Бруты всегда бьют в спину. После чего юный кабака перестал комплексовать, - хотя, как пишут, кровопролитий не любил до конца жизни, - и очередной комплот, затеянный христианами из обеих фракций, привел к тому, что единственную опору парень начал видеть в «арабах».

А после покушения на Мукасу, чудом спасшегося из подожженного дома, и вовсе ушел в гашишные облака, совершив в итоге роковую ошибку. Как раз в это, далеко не самое удачное время в Буганду направился с инспекцией Джемс Хэннингтон, протестантский епископ Восточной Африки, весьма приятный и много добра на своем посту делавший джентльмен. Будь все (хотя бы сам Мванга) нормально, ничего худого, скорее всего, не случилось бы, но пошла череда случайностей, в итоге приведшая к трагедии.

На пути следования один из князьков, не разобравшись, велел арестовать епископа, воины повели себя грубо, небольшой отряд сопровождения открыл огонь, и Мванга, решив, что идут по его душу, послал группу солдат убить всех, что 29 октября 1885 и было сделано. Как отмечает Генри Кванса, «судя по поздним письмам, кабака никогда себе не простил этого приказа», но в тот момент он, судя по всему, был абсолютно уверен, что кругом враги, а «бангелеза» особенно. Во всяком случае, отец Лурдель, католик, которому парень более или менее доверял, записал его слова: «Я знаю, англичане обязательно убьют меня, чтобы завладеть моей страной. Я должен ее спасти».

Случившееся, насколько можно понять, напугало всех, вплоть до Мукасы, под страхом смерти запретившего приносить кабаке гашиш. А уж Мванга, слегка придя в себя, и вовсе впал в панику. Месть Лондона, бунт «бангелеза», а то и вовсе все вместе казались ему неизбежными, однако меры, принятые для укрепления вертикали, стали не меньшей ошибкой, чем убийство. Лихорадочная попытка (опять же, невесть по чьему совету, но точно не катикиро) укрепить власть «маленькой победоносной войной», сходив на Буньоро, кончилась полным фиаско, а талантливый полководец Кабарега, благоговевший перед покойным Мутесой, которому он был обязан всем, разбил бугандийский корпус, и справедливо полагая, что напали на него ни за что, ни про что, заточил на «подлого мальчишку» большой зуб.

В самой Буганде протестантским пасторам (а потом, на всякий случай, и католикам) запретили проповедовать, затем начались преследования их паствы, а потом и казни, в первую очередь, тех, кто выступал против Мванги в период междуцарствия, но не очень упорно. Да еще и вместе со взрослыми сыновьями, что резко выбивалось из традиций. 15 ноября был убит даже лидер «бафаланса», а летом следующего года репрессии и вовсе пошли по-крупному: перебили около 200 самых активных прихожан, причем более двух десятков самых знатных, - как протестантов, так и католиков, - нагло отказавшихся отречься, 3 июня 1886 просто сожгли заживо (70 лет спустя они были канонизированы Ватиканом как «угандийские мученики»).