Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

А потом как-то незаметно кабака перебросил беседу в русло типа «если египетский хедив на Вдову налезет, то кто кого сборет?», - и вел ее артистично, чередуя шуточки с прибауточками, а в итоге, уяснив, наконец, нюансы отношений Британии и Египта, от разъяснений которых всячески уклонялся Стенли. Короче говоря, попраздновали, познакомились, - и началась работа. Белые, засучив рукава, учили язык будущей паствы, составляли словари, переводили отрывки из Библии, а кабака осуществлял операцию прикрытия. То есть, направлял письма в Экваторию, заверяя «моего друга Эмина», ссориться с которым не хотел (до мятежа махдистов было еще далеко и Эмин-паша был в авторитете) в том, что ислам über alles, а слухи о каких-то христианских попах всего лишь грязные сплетни, распускаемые бесстыжими клеветниками.

К слову сказать, переписка (все письма позже попали в архивы Берлина) установилась регулярная, со временем перешедшая в дружескую. Помимо политики, кабака и губернатор делились какими-то воспоминаниями детства, рассуждали, куда катится мир, советовались по всяким чисто жизненным вопросам, - однако красной нитью в посланиях Мутесы сквозило и настойчивое требование не обижать Буньоро, где войска Эмина как раз тогда вели военные действия.

Короче, все шло, как следует. Миссионеры времени зря не теряли: открыли курсы английского для знати, воскресные школы для всех желающих, придумали алфавит баганда, а осенью 1878 прибыл печатный станок, появились первые методички, работа закипела вовсю, количество неофитов из всех сословий начало реально расти. Разумеется, креститься торопились далеко не все, но обучиться читать-писать стремились очень многие. А пасторы картину не гнали, действуя по принципу «тише едешь, дальше будешь», - и хотя из рекомендательного письма лорда Солсбери, главы британского МИД, Мутеса знал, что никаких официальных полномочий миссионеры не имеют, он, умница, понимал и то, что каждое их письмо в Европу читает не только церковное руководство.

А потом, 23 февраля 1879, без всяких предупреждений прибыли с миссией французы, - естественно, католики, - и вот тут-то все и началось. Протестанты немедленно устроили истерику, - «Или мы, или они!», - чем изрядно удивили кабаку, ничего об идейной идиосинкразии не знавшего и думавшего, что все христиане братья, однако удовлетворять требования он не стал. По весьма уважительной причине: еще в январе он серьезно заболел, протестанты принесли лекарство, которое не помогло, а среди католиков оказался врач, некий отец Лурдель, и снадобье, изготовленное им, оказалось эффективным. После чего кабака сообщил протестантам, что полезных людей не гонит, а недовольных не держит, и склока затихла, по крайней мере, внешне, а у Мутесы появилось новое развлечение: публичные конфессиональные диспуты на теологические темы.

Сам он, - к слову, крестившийся у протестантов под именем Джона, а потом у католиков под именем Жана, - при этом, похоже, резвился вовсю: «Вы говорите, что Слово Божье могут толковать только колдуны, - и вы правы. А вы говорите, что Слово Божье может толковать любой мудрый человек, - и вы тоже правы. Поэтому я согласен и с вами, и с вами, а не согласен только с арабами. Они разрешают иметь много жен, и это хорошо, но мужчине жениться не обязательно, а вот без печеной свинины жизнь теряет одну из радостей».

Впрочем, хиханьки хиханьками и хаханьки хаханьками, а за подоплекой всех этих дискуссий Мутеса следил предельно внимательно, отслеживая соотношение сил «бангелеза» (неофитов-протестантов) и «бафаланса» (неофитов-католиков), с учетом, разумеется, настроений в мусульманской общине и среди родноверов. Уже имея, - от Спика, Стенли, Эмина, Линан де Бельфона, - достаточно данных об Англии, чтобы составить определенное мнение, он всеми доступными средствами старался собирать информацию о Франции, однако летом 1879, прямо спросив, поможет ли ему Франция, если Буганде все же придется воевать с Египтом и услышав в ответ неопределенное мычание, отправил в Лондон посольство, чтобы там все посмотрели и, вернувшись, рассказали.

И когда послы вернулись в полном, пардон, офигении, выслушав, офигел сам. Он знал, конечно, что Англия сильна, даже сильнее Буганды, однако доклад людей, которых он отбирал лично и которым абсолютно верил, на какое-то время выбил его из колеи, заставив уплыть на маленький остров и провести несколько дней в размышлениях. По всему получалось так, что ставку все-таки нужно делать на англичан, то есть, на протестантов.

А между тем, усилиями святых отцов среди знати и черни уже сложились общины, считавшие себя вправе диктовать всем остальным, как верить и как жить. То есть, идеология преобразовалась в политику, и далеко не только на уровне конфликта «бафаланса» и «бангелеза» - мусульмане и родноверы, видя, что теряют влияние, очень злились. А разрулить проблему, кроме Мутесы, было некому: держать баланс между группировками знати испокон веков входило в должностные обязанности кабак, независимо от того, за что группировки официально ратуют.

В связи с этим, в конце 1879 мудрый повелитель решил взять паузу: официально объявил, что очередной приступ болезни прогнал не пастор и не патер, а свой, родимый колдун, и по этой причине он, кабака, возвращается к вере предков, что рекомендует сделать и подданным, специально пояснив при этом, что рекомендация не имеет силы приказа, а неисполнение повредит только карьере.

Вместе с тем, под строжайшим секретом англичанам, успевшим создать очень большую и влиятельную общину, было сообщено, что лично Джон Мутеса в душе протестант, да вот «старые боги» грозят наслать на страну мор, а потому уезжать им не надо, но лет на пять стоило бы убавить прыть, а параллельно, тоже в глубочайшей тайне, французам, чья община была гораздо меньше и слабее, доверенные лица монарха донесли, что лично Жан Мутеса был и остается верным католиком, однако группировка сановников-родноверов слишком сильна и ее нужно было как-то успокоить, но хотелось бы, чтобы в Буганде появилась еще одна миссионерская станция, чтобы было чем приструнить «гугенотов и фанатиков».

Естественно, «многобожники» оживились, воспряли духом, кое-где жрецы, логично рассудив, что теперь, когда древние боги в чести, старые запреты утратили силу, возобновили кровавые жертвы. Буганда, от такого слегка отвыкшая, вздрогнула. Но через несколько месяцев, в июле 1880, кабака заявил, что он, Мухаммед Мутеса, как правоверный, возмущен бесчинствами «идолопоклонников», а как глава государства не намерен терпеть нарушений своего указа, в связи с чем, просит умму разобраться с верхушкой «язычников», вырвав у змеи жало. Что умма и сделала, с помощью армии перебив практически всех потенциальных борцов за старые добрые времена.