Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

В конце концов, абарусура, разумеется, начали наступление и захватили несколько блок-постов, однако после первой же серьезной неудачи омукама запретил им брать реванш и вновь перешел к тактике мелких, очень болезненный укусов, в марте 1892 предложив «белому, но не Мванге» (расклад он понимал прекрасно) «мир сильных» на более чем выгодных Компании условиях. На что Лугард ответил отказом: он хотел всё или ничего, а прогнуть Кабарегу до нужной кондиции было немыслимо.

Однако многие люди, знавшие ситуацию изнутри, оценивали ее совсем иначе. «Кабарега, - писал в Times Рон Эйши, очень уважаемый миссионер, - по всем сведениям, обычный, если не лучший представитель могущественных африканских вождей. Естественно, ему не нравятся воинственные европейцы, которые приносят в его страну огонь и резню в ответ на его серьезные намерения заключить мир», а при всем том, что почтенный пастор писал от сердца, лоббировали эту и подобные ей статьи люди, куда более серьезные, крайне недовольные деятельностью Компании, зависшей на краю банкротства.

От них отмахнуться никак не получалось, Лугарду пришлось сделать, по его словам, «попытку заключить дженльменский мир». В начале 1892 года он (естественно, от имени Мванги) прислал в Буньоро «посольство доброй воли», выставив, однако, требования на грани провокации: «в обмен на прекращение войны и дружбу - восемьдесят слоновьих бивней, шестьсот мотыг, пятьсот мешков соли, а кроме того, если уж подчиняться Компании не хочет, присяга га верность кабаке».

Комбинация была шита белыми нитками. О том, что Мванга фактически пленник протестантов, а значит, и Лугарда, в Буньоро прекрасно знали, так что ответ был предсказуем: «Если сын мой Мванга и белый человек хотят войны - мы готовы!». Следующие попытки шантажа кончились примерно тем же. «Мне не о чем говорить с Мвангой. Он в неволе, я на свободе. Если он хочет моей дружбы, пусть придет сам. Если белый человек хочет моей дружбы, пусть придет сам. Но Мванге не позволят прийти, и белый не придет. Он недруг. Он хочет не дружбы, а только нашей земли».

В конце концов, после того, как дезертирство из армии баганда стало массовым настолько, что она поредела вдвое, война затихла сама собой, без официального финиша (как, впрочем, и началась без официального старта), и капитану, отозванному в связи с ее ликвидацией Компании, так и не пришлось решить «буньорский вопрос». Много позже, уже достигнув максимальных вершин, какие только мог в то время покорить подданный Вдовы его происхождения, даже выше, ибо стал 1 бароном Лугард, определит это, как «самое неудачное предприятие в моей жизни», оговорив, впрочем, что «успех пришел бы в течение года, этому помешал только крах Компании».

Возможно, так. Но, скорее всего, все же не так. Ибо и после Лугарда, когда Межозерье стало «имперским проектом», а Буганда перешла под прямое управление Лондона, сломить Кабарегу не удавалось целых шесть лет. Правда, первый губернатор, Джордж Портал, «враждебным» омукамой особо не интересовался, - он, в основном, наводил порядок в самой Буганде, где то и дело вспыхивали мятежи, - и это пошло на пользу Кабареге: поскольку «нубийцы» покинули блок-посты на границе с Торо, их заняли гарнизоны абарусура, а вслед за тем пал и Форт-Джордж, после чего территориальная целостность Буньоро была восстановлена.

Однако следствием таких действий не могло стать что-то иное, кроме новой большой войны, и Кабарега, понимая, что ее не избежать, всеми способами закупал огнестрельное оружие, - в первую очередь, на немецкой стороне, хотя, конечно, официальные власти, в соответствии с условиями Гельголандского договора, об этом упорно ничего не знали. Зато британские власти знали прекрасно, так что на смену м-ру Порталу, чиновнику сугубо гражданскому, в 1893-м прибыл полковник Генри Колвилл, сразу по приезде заявивший Каггве и «люкико», что главная его цель – покончить с Кабарегой, а следовательно, им «следовало бы» объявить войну Буньоро.

В устах главного белого, да еще и в мундире, «следовало бы» звучало как «Приступить к исполнению!». Слабые попытки представителей Британского общества защиты аборигенов, пытавшихся объяснить новой метле, что омукама в своих действиях прав и с ним вполне можно договориться, наткнулись на полное непонимание; равным образом, полковник выслушал, но не услышал нескольких белых, побывавших в плену у ньоро и доказывавших, что «Кабарега – человек большой души, ничего против англичан не имеющий». У него были иные инструкции.

4 декабря война была объявлена, на следующий день губернатор, уже от своего имени, то есть, от имени Вдовы, послал омукаме ультиматум: «Мы долго терпели ваше непослушание, давая вам время определиться. Вы не пожелали. Пришло время тотальной интервенции. Или сдавайтесь, или ждите давно заслуженной кары», а 15 декабря армия Буганды, - почти 15000 бойцов, - при поддержке 600 великолепно вооруженных «нубийцев» во главе с английскими офицерами, имея при себе 11 орудий и 9 пулеметов, перешла границу Буньоро.

Верил ли Кабарега в возможность победы? Вряд ли. Но в возможность нанести врагу урон выше допустимого, чтобы деморализовать хотя бы баганда, основное «мясо» армии вторжения, верил. В конце концов, раньше такое не раз получалось. Поэтому срочно вызванные из Торо подразделения абарусура заняли позиции в нескольких милях от границы и приготовились к бою, который 25 декабря и проиграли, не выдержав атаки «нубийцев» и пулеметного огня, дав, тем не менее, омукаме время собрать ополчение.

Этого, однако, британские штабисты, планировавшие кампанию, не опасались. Боялись они только «малой войны», поэтому, продвигаясь, жгли на своем пути все, размещая женщин и детей во временных лагерях и тем самым вынуждая мужчин требовать от Кабареги решительного боя, которого он не хотел давать, но был вынужден, - и это сражение, оставшееся в памяти ньоро, как «экьябали-хунгираха» (тупик), естественно, было проиграно. Как и попытка реванша в начале февраля, когда омукама лично повел гвардию в рукопашную, собственными руками заколов трех «нубийцев».

Оставалось только отступать, и Кабарега ушел за Нил, в «белое пятно». Все селения были оккупированы, «война завершена». По крайней мере, так заявил Колвилл, после чего убыл в Менго, оставив в завоеванной стране оккупационные гарнизоны на блок-постах, рассекших ее на несколько частей, и приказав баганда распускать заложников по домам. Официально было объявлено (а позже, как положено, закреплено юридически) о передаче Буганде «компенсации» - около четверти территории Буньоро, примыкающей к ее границам.

Несколько дней спустя «матако», - бугандийский военный комендант «покоренных территорий» послал Кабареге письмо, требуя капитуляции и обещая «милостивое отношение». Ответ был, мягко говоря, ироничен. А вслед затем, в середине марта, возникнув невесть откуда воины омукамы играючи разбили три крупных отряда баганда, без «нубийцев» оказавшихся мало на что способными, после чего уничтожили большую часть блок-постов.