Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)
- Название:Дорога без конца (без иллюстраций)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2018
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций) краткое содержание
Дорога без конца (без иллюстраций) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И эта коса до самого конца косила без разбора. Чуть забегая вперед, - с нарушением хронологии, но именно здесь максимально уместно: спустя два месяца, в ноябре, был раскрыт еще один «заговор», скорее всего, именно в кавычках. В один из вечеров, когда разъезды пригнали нескольких коров (армия уже тяжело голодала), Марискалю принесли котелок наваристого супа.
Он, однако, отказался, приказав отдать варево малолетним солдатам, а те, поев, заболели и трое умерли. Признаки отравления были налицо, местные даже разъяснили, корешками какой северной травы, в других местах не растущей, приправили похлебку. А среди армейских стряпух, - офицерских жен, готовивших еду для штаба, числились всего две уроженки севера, и у одной из них по «делу Акино» были расстреляны сын и муж.
Казалось бы, и расследовать-то нечего, однако приказом Марискаля вновь созвали «суд крови», и к смерти, помимо признавшейся отравительницы, приговорили семь женщин, знавших о ее ненависти к президенту, но не доложивших. А также старшую над поварней, Панчу Гармендиа (помните первую любовь юного «Панчо», помилованную в Сан-Фернандо и разжалованную из майоров в рядовые?). Ее, правда, вместе с остальными не закололи и теперь. Официально, как сообщает Мари Монте де Лопес Морейра, в монографии "Pancha Garmendia" (2013), казнь отложили по просьбе м-ль Линч,
но, возможно, и сам президент не хотел такого финала, и в конце концов, вспоминает Сильвестре Авейро, «маршал велел передать ей, что простит, если она признает свою вину. Однако она отрицала, что слышала хотя бы что-то», и (это уже из «Этапов моей жизни» падре Маиса) «полковник Авейро, наконец, заплакал и сказал, что закон не оставляет нам права на милосердие. Это случилось утром 11 декабря 1869 года, и м-ль Линч не успела замолвить слово».
Предельно откровенно: действительно, этот этап Via Crusis de Nacia («Крестного Пути Нации»), как называют сей сюжет в Парагвае, имеет, на мой взгляд, оттенок некоей паранойи. И тем не менее, как очень точно отмечает Артуро Брей, крупный парагвайский военный первой половины ХХ века, автор классического труда «Солано: Солдаты славы и горя», родители которого шли в этом железном потоке:
«Безусловный парадокс заключается в том, что рядом с Лопесом каждый день был похож на игру в рулетку со смертью, и все, кроме, возможно, его самого, сознавали, что все проиграно. Но, тем не менее, дезертиров было очень мало, добровольцев же намного больше. Из генералов и офицеров, несмотря на многократные призывы правительство в Асунсьоне, не ушел ни один, несмотря даже на расстрел Монгелоса, с которым многие близкие к Марискалю люди были связаны узами, более прочными, чем братство. Кто-то скажет – невероятно, но это факт, не поддающийся сомнению».
И это, в самом деле, сложно понять. Да, безусловно, люди есть люди. Тяготы пути, голод, отчаяние, страх ломали их. Дезертирство началось еще летом, до боев за Перибебуй. Однако те же записи в журнале Рескина, без всяких эмоций, просто графы убытия и прибытия, свидетельствуют: за вторую половину крестного 1869 года дезертировало 312 человек (пойманы и расстреляны 202), а пришло на зов барабанов 1411, и с этим не поспоришь.
Как не поспоришь и с тем, что к Марискалю бежали из плена, как тот же полковник Эскобар, защищавший Куругуати, - несмотря на то, что бразильцы со знаковыми персонами, выяснив, кто есть кто, обращались хорошо. И с тем, что авторы, пишущие про «жестокие расправы с семьями действительных и мнимых "заговорщиков"», как симптоме «паранойи», элементарно лгут, - или, по крайней мере, крепко преувеличивают, - тоже спорить трудно.
Наилучшее свидетельство – памятник в долине Серро Кора, где пал в полном составе весь штаб Марискаля; там, среди прочих имен, числятся и полковник Гаспар Эстигаррибия, и лейтенант Агустин Эстигаррибия, - брат и племянник того самого Антонио Эстигаррибиа, который сдал Уругуяну, тем самым во многом предопределив исход войны. Он был первым, кого (и видимо, с полным основанием) объявили предателем, и тем не менее, его родственники плечом к плечу с Марискалем прошли все пять лет, ни разу ни в чем не будучи заподозрены.
И это только один пример, - а вообще, никто из близких к Марискалю генералов, притом, что многие позже признали тот факт, что жизнь такова, какова она есть, и больше никакова, никогда не осуждали президента. Максимум, как полковник Хуан Хризостомо Центурион, личный ординарец, много позже говорили, что «Не могу понять, что тогда заставляло меня полагать, что все происходившее правильно, обвиняемые виновны, а иначе нельзя». И если уж на то пошло, при всем нежелании утомлять читателя лишними именами, не могу не сказать хотя бы несколько слов полковнике Хуане Баутиста Дель Валье.
«Эта фигура заслуживает тщательного изучения», - пишет Хосе Авало, и это так. Просто представьте: один из «великолепной четверки», - кроме него, Хризостомо Центурион, Грегорио Бенитес и Кандидо Баррейро, - еще при доне Карлосе отправленной в Европу «учиться на дипломата» и заводить полезные связи. Вместе с Центурионом и Бенитесом еще до войны подозревал Баррейро в «неискренности» и писал Марискалю, что доверять ему нельзя. Затем, когда война началась и Центуриона отозвали домой (президенту необходим был смыслящий в международных раскладах союзник), а Бенитес стал полпредом во Франции и главой европейской резидентуры (с чем он, как мы знаем, справлялся выше всяких похвал), Марискаль написал Бенитесу: «Дель Валье принесет больше пользы, помогая Вам, пусть остается в Вашем распоряжении».
Итак: «настоящий парижанин», уже и говорящий по-испански с французским прононсом, официальный статус, доступ к номерным счетам в «Кредит де Лион», прекрасное жалованье, принят при дворе, помолвлен с родственницей маршала Мармона, - короче, очень городской и элитарный, вдруг, после известий о падении Умайты, делает выбор, который сложно понять. После короткой беседы с Бенитесом – «по собственному желанию». Затем: пароход до Панамы, грязный поезд до Эквадора, лихорадка, чуть не загнавшая в могилу. Опять пароход, через линию боливийско-чилийского фронта в Арекипу.
Дальше: где пешком, где на муле, через Анды, воспаление легких, сельва Чако с индейцами-проводниками, - короче говоря, почти 15 тысяч километров, - и уже после падения Асунсьона, сквозь сеть бразильских патрулей, прибытие в Серро Леоне, где в оборванном бродяге совсем не сразу узнали повзрослевшего на десять лет денди из самой «чистой публики» довоенного Асунсьона.
«Это решение, - пишет биограф, - несомненно, было осознанным и очень твердым. Романтический порыв за семь месяцев такого пути успел бы рассеяться; он, безусловно, принял "Vencer o morir!" более чем всерьез. Баловень судьбы, он ехал победить или умереть... Так несвойственно его разумному времени! Безусловно, это является одной из величайших тайн войны, и в то же время, разгадкой одной из величайших ее загадок».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: