Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

Развитие конфликта с 1960 года и далее известно намного лучше, причем новые данные куда менее значительны, чем Данные, касающиеся предыдущего периода. Поэтому их можно изложить кратко. В апреле 1960 года Пекин опубликовал Серию статей, озаглавленных «Да здравствует ленинизм!», в которых были обнародованы идеологические разногласия. В июне 1960 года в Пекине на конгрессе Всемирной федерации профсоюзов впервые проявилась фракционная деятельность китайцев в международных коммунистических организациях. Позже, в том же месяце, на съезде румынской партии 8 Бухаресте Хрущев совершил свой первый открытый (но не-опубликованный) выпад против китайцев, что привело к ожесточенной полемике между ним и китайским делегатом Пын Чженем. Советы приняли также серьезные меры экономического давления на Китай, прекратили экономическую помощь и отозвали всех своих специалистов.

Возможно, что русские попытались (безуспешно) произнести государственный переворот в Тиране, чтобы свергнуть албанское руководство [27] См. Энвер Xоджа , Речь, произнесенная на ппазднопаним 20-й годовщины Албанской партии труда и 44-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, «Зери и популлит», 8 ноября 1961 г.; полный текст в книге: Griffith , Albania and the Sino-Soviet Rift, p. 242—970. . К 1960 году только одни албанские руководители явно присоединились к китайцам. К этому их побуждало то, что Ходжа, не без оснований, настолько страшился советско-югославского сближения, что именно в Китае он увидел идеального (и могущественного, и далекого) защитника Албании от Советского Союза, который, казалось, вновь идет к союзу с его смертельным врагом Югославией.

Московское совещание восьмидесяти одной партии в ноябре 1960 года сначала казалось сравнительно успешной попыткой компромиссного урегулирования китайско-советских разногласий: окончательное коммюнике носило явно просоветский характер. Но, как стало известно позднее, в действительности дело обстояло иначе. За резкой китайско-советской полемикой в Бухаресте (июнь) последовала еще более ожесточенная полемика в Москве (ноябрь). Здесь китайцы наотрез отказались согласиться с поддержанным Советами предложением о запрещении фракционной деятельности в международном коммунистическом движении. Советы отвергли китайское предложение о совместном китайско-советском директорате в этом движении, который официально узаконил бы китайские вето. Короче говоря, на Московском совещании в ноябре 1960 года китайско-советские отношения намного уху л шились.

После совещания непрерывное, хотя еще не публичное, ухулпент,е китайско-советских отношений было видно только из обострения советско-албанских отношений. С ноября 1960 гола по октябрь 1961 гопа было сравнительно немного советско-китайских опоро®. Поэтому с точки зрения указанной цикличности данный период можно считать периодом затишья. Китайско-советская полемика стала попросту более скрытой; сближение между Советским Союзом и Югославией активизировалось, а в течение весны и лета 1961 года—теперь это уже известно в подробностях — Советы продолжали безуспешно оказывать свое политико-экономическое давление на ощетинившуюся Албанию, которую защищал Китай. Таким образом, хотя с виду почти ничего не изменилось, на самом лр.ле произошло много событий. Это стало ясным, когда на XXII съезде КПСС, в октябре 1961 года, Хрущев публично осудил албанцев (с чем Чжоу Энь-лай опять же публично не согласился) и когда и декябпе Москва разорвала дипломатические отношения с Тираной [28] «Правда», 48 и 29 октября 1961 г. .

На XXII съезде Чжоу Энь-лай сделал еще больше: после своей проалбанской речи [29] «Peking Review», October 27, 1961, p. 9. он возложил на могилу Сталина венок с надписью «Великому марксисту-ленинцу И. В. Сталину» и немедленно уехал в Пекин. После этого Хрущев удалил тело Сталина из Мавзолея. Резкая кампания против албанцев—не только со стороны Советов, но и многих других Коммунистических партий — достигла своей высшей точки в Декабре 1961 — январе 1962 года. Потом — видимо, опять в силу цикличности — нападки ослабли.

Теперь мы знаем то, чего не знали тогда: поскольку и китайцы, и русские хотели показать, что они против разрыва (которого они действительно не желали, но ожидали), а также в связи с примирительной инициативой со стороны некоторых других коммунистических партий весной 1962 года произошел новый китайско-советский обмен мнениями по вопросу о созыве нового международного коммунистического совещания. Этот обмен мнениями не только ни к чему не привел, а лишь еще больше обострил китайско-советские отношения.

Однако он вскрыл детали в тактических позициях обеих сторон. В то время условия китайцев оставались неизмененными. Они поставили ясные и узкие рамки для переговоров и учитывая неизбежную реакцию Советов, еще дальше двинули конфликт к полному и явному разрыву. Во-первых, Пекин требовал прекращения открытой полемики. (Это не было существенным препятствием; в принципе всегда необходимо стремиться к прекращению полемики.) Во-вторых, китайцы требовали проведения двусторонних и многосторонних переговоров. Это означало, что встречаться должны не только китайцы и русские, но и представители других партий. Особенно трудным для русских было последнее китайское условие: они ставили вопрос о «нормализации» советско-албанских отношений и требовали, чтобы русские проявили инициативу в этом вопросе. Это значило, что Хрущев должен был отправиться в «албанскую Каноосу». Можно также предположить, что китайцы настаивали на сохранении в силе отлучения югославов, провозглашенного в Заявлении, принятом в ноябре 1960 года. Иными словами, они добивались от Хрущева отказа от сближения с Тито. Советские условия сводились к следующему: во-первых, прекратить открытую полемику; во-вторых, провести двусторонние (или, если необходимо, многосторонние) встречи, хотя на этом этапе русские предпочитали немедленно созвать международное совещание; и, наконец, безусловно, пересмотреть ноябрьское Заявление 1960 года, объявить, что догматизм, а не ревизионизм (т. е. Мао, а не Тито) представляет собой главную опасность для международного коммунистического движения.

В течение лета 1962 года китайско-советские отношения продолжали ухудшаться. Акции Москвы носили первоначально чисто организационный характер, и это не удивительно (любое сильное реформистское движение предпочитает подобную тактику). К ним относились активизация сближения с Югославией и более тесная многосторонняя интеграция в рамках СЭВа. Менее сильные, но и более ортодоксальные китайцы сосредоточили свои усилия главным образом на идеологических шагах, в частности они опубликовали серию антисоветских статей. Весной и летом 1962 года советско-югославское сближение продолжалось, и к сентябрю Москва и Белград достигли почти полного публичного соглашения по внешнеполитическим и организационно-партийным вопросам, хотя еще не договорились по идеологическим проблемам. Кроме того (как мы узнали год спустя), в апреле и мае 1962 года в Синьцзяне вспыхнули серьезные волнения, в результате которых около 50 тысяч казахов и уйгуров бежали через границу в Советский Союз, где их дружелюбно приняли, что еще больше разъярило китайцев. Далее, русские приняли Внешнюю Монголию в СЭВ и заняли более благоприятную позицию по отношению к Общему рынку.