Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

В конце 50-х годов китайские лидеры начали ставить под сомнение целесообразность и необходимость коммунистической солидарности. Как можно сохранить единство, если Хрущев идет по пути ревизионизма, который, по их мнению, является предательством истинных принципов марксизма-ленинизма? И хотя в течение еще нескольких лет сохранялся фасад единства, Китайская Народная Республика начала предлагать коммунистическому миру альтернативу московскому руководству. Пекин стал превращаться в новый центр абсолютной коммунистической истины. Между СССР и Китайской Народной Республикой всерьез началась борьба за руководство, несмотря на тот факт, что двоевластие в международном коммунизме уже само по себе являлось предательством марксизма-ленинизма. Теперь были два лидера, два пути, по которым предлагалось следовать народам, и два истолкования учения Маркса и Ленина, каждое из которых претендовало на то, что именно оно является правильным-Полицентризм, перестав быть теорией, стал реальностью.

В конце 50-х и начале 60-х годов новые области конфликтов и разногласий прибавили ожесточенности к прежним распрям — личное соперничество между Мао и Хрущевым, «бумажные тигры» и ядерное оружие, неизбежность войны, проблема Тайваня, Куба и советская помощь иностранным государствам. Почему, спрашивали китайцы, СССР дает нам, коммунистической стране, так мало в сравнении с тем, что нам нужно, тогда как он оказывает существенную и неограниченную помощь некоммунистическим странам вроде Ирака, ОАР и Индии? В дальнейшем конфликт обострился из-за таких вопросов, как пограничные столкновения Китая с Индией, пограничные споры между Китаем и самим Советским Союзом, возник даже расовый вопрос — Китай начал рассматривать Россию как одну из белых рас, стремящуюся эксплуатировать цветные расы.

Если учесть все эти прошлые и нынешние разногласия, то китайско-советский спор выглядит уже не удивительным, а неизбежным. Именно это историческое сочетание разногласий привело к тому, что сегодня мы видим, как коммунистический мир переходит от монолитного единства к полицентрической разобщенности. Недавно в редакционной статье газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Китайско-советский опор о «сосуществовании» и о «воинственности» в действительности является маскировкой исторической борьбы за власть между Россией и Китаем, которые теперь соперничают за высшее влияние в коммунистическом мире» [15] «Нью-Йорк таймс», 12 января 1964 г. .

Почти 4000 лет Китай считал себя Средним Царством, Центром мира, единственным носителем цивилизации, окруженным варварскими племенами. Все правительства Китая — Императорское, националистическое и коммунистическое — не смогли освободиться от этого унаследованного взгляда на Мир. С точки зрения китайца, его страна не может оставаться надолго подчиненным сателлитом или даже равноправным партнером. Она должна быть центром мира.

С 1917 по 1949 год Советский Союз был сам таким центром и единственным вождем всемирного коммунизма. Сегодня советские руководители, естественно, не желают уступить это свое превосходство потенциальному гиганту, каким является Китай. И Советский Союз, и Китай учат в настоящее время урок, который можно найти в любом школьном учебнике по истории. Международные союзы, блоки и альянсы, как правило, со временем оказываются непрочными, и это независимо от того, основаны ли они на дружбе, выгоде, экономических соображениях или общей идеологии. Такие союзы не могут постоянно выдерживать давление национальных интересов. В теперешнем китайско-советском конфликте историческое наследие и национальные интересы обеих стран берут верх и рвут узы, созданные учением Карла Маркса и Бенина.

Можно ли считать политику наукой? Это, пожалуй, неясно. Но уж совсем сомнительным представляется называть наукой «кремлииологию» и «пекинологию». Скорее, это искусство, как и историография. В частности, это искусство в том же смысле, как и изложение истории Древней Греции или Рима, когда утрачено большинство трагедий Эсхила и книг Тита Ливия. С тем же препятствием мы сталкиваемся и в истории китайско-советских отношений. Хотя можно предположить, что архивы в Москве и Пекине открыли бы многое, но весьма сомнительно, получим ли мы к ним доступ до конца жизни, а сейчас этого доступа у нас нет и подавно. Поэтому нам придется совершить головокружительный «скачок» — «большой скачок вперед», как говорят китайцы. Таково первое требование при изучении современных китайско-советских отношений [16] Более подробно о моих взглядах и документации см.: William Е. Griffith , The Sino-Soviet Rift, Cambridge, Mass., 1964. Среди анализов более раннего периода Zbigniew Brzezinski , The Soviet Bloc (2nd ed., New York, 1961), особенно эпилог «The Impact of the Sino-Soviet Dispute», p. 409—442; G. F. Hudson, Richard Lowenthal and Roderick MacFarquhar (eds.), The Sino-Soviet Dispute, New York, 1961; Kurt L. London (ed.), Unity and Contradiction, New York, 1962; Donald S. Zagoria , The Sino-Soviet Conflict 1956—1961, Princeton, 1962. .

Впрочем, мы уже располагаем некоторыми проверенными методологическими прецедентами, ибо до «китаесоветоло-гии» существовала «кремлинология». Мы в какой-то мере научились истолковывать отсутствие или присутствие отдельных лиц, истолковывать едва уловимые изменения во взглядах по тому или иному вопросу, содержащиеся в темных идеологических декларациях коммунистов. И хотя персональные изменения мало что говорят нам о китайско-советских разногласиях, однако многое можно узнать путем расшифровки идеологических заклинаний. Я называю их заклинаниями потому, что в известном смысле выражение «эрзац-религия» наилучшим образом характеризует «идеологические» споры коммунистов.

Опасно думать, что русские — и тем более китайцы — не верят в то, что говорят. И русские, и китайцы верны ленинскому тезису о единстве теории и практики. Идеологические Декларации коммунистов не только сопровождают, но и отражают, являются составной частью целого синдрома идеологических, политических, экономических и военных действий. Тщательное изучение некоторых эпизодов китайско-советского конфликта, и особенно повседневного развития советско-албанских отношений в 1960 — 1961 годы, показывает, Что в тот самый день, когда в Албании была опубликована яростная антисоветская редакционная статья, Советский Союз начал проводить в жизнь новые меры политического, экономического или военного давления на Албанию [17] Griffith , Albania and the Sino-Soviet Rift, Cambridge, Mass., 1963. .

Однако, изучая китайско-советский конфликт, необходимо постоянно иметь в виду, что документальные материалы не отличаются ни полнотой, ни точностью и что многое совершенно произвольно искажается как русскими, так и китайцами. На ранних этапах конфликта материалов было вообще слишком мало, и притом большая их часть преднамеренно скрывалась от нас. Теперь, в связи с большой горячностью советско-китайской полемики, материалов стало даже слишком много, в том смысле слишком, что чем их больше, тем больше они искажены. Подобно тому, что Ленин говорил о статистике, история — оружие в классовой борьбе; коммунистическая документация является в своем роде оружием в Китайско-советском конфликте. Но история всегда очень ревниво оберегает свои тайны; источники, которыми мы располагаем, неполны, и в настоящее время в лучшем случае можно дать лишь предварительный обзор всей ситуации.