Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

В партии реакция на китайско-советский раскол была сложной и подвергалась многим изменениям. Первоначально Многие польские коммунисты думали, что этот спор может Лать положительные результаты как для их партии, так и для всего блока. Польские товарищи уже давно отстаивали принцип равенства в отношениях, хотя во время сталинистского Периода их голос звучал не громче «голубиного воркования». Они помнили, что в роковые дни октября 1956 года китайцы выступили перед Москвой в поддержку Польши. «Либеральное» крыло надеялось, что углубление раскола удержит Гомулку от слишком быстрого «затягивания гаек», особенно в области культуры, уже хотя бы потому, чтобы не показалось, будто он тяготеет к Пекину. Кроме того, сталинисты рассчи-Швали, что конфликт приведет к свержению Хрущева силами их идейных единомышленников в Москве.

Однако после лета 1963 года ситуация стала угрожающей для правящей партии Польши. Большинство тактических соображений было отброшено в сторону, ибо почти все руководители поняли, сколь значительные последствия повлечет за собой в конечном итоге окончательный разрыв. Он не только нанес бы непоправимый вред мировому движению в целом, но мог бы также серьезно подорвать самое существование коммунистических режимов в Восточной Европе. Расистские аргументы Пекина убивали веру (или то, что от нее осталось) в тезис о всеобщности коммунистического движения, о братстве всех рас, объединенных в нем. В Польше, где коммунизм никогда не пускал глубоких корней, все это ставило новые и серьезные проблемы.

Каковы же перспективы на близкое будущее? Казалось бы, руководители всех небольших коммунистических партий заинтересованы в наличии некоторых разногласий между двумя гигантами. Но эти разногласия должны поддаваться контролю и не приводить к окончательному разрыву. Ограниченный антагонизм полезен малым партиям, ибо позволяет им как-то маневрировать, стравливать других себе на выгоду. Но полный раскол угрожает всем коммунистам и наносит смертельный удар по мифу о коммунистическом движении как о «волне будущего». Вот почему позиция Гомулки двойственна. Как поляк он должен радоваться соперничеству Москвы и Пекина, позволяющему ему добиться автономии для себя и для своей партии, а также укрепить свои позиции в коммунистическом лагере. Но как коммунист он испугался усугубления раскола. Растущая возможность того, что раскол станет постоянным, является серьезной угрозой мировому коммунизму, Польской объединенной рабочей партии и всем коммунистическим режимам Восточной Европы. 17 января 1963 года, выступая с речью в Берлине, Гомулка откровенно признал, что «Советский Союз — это решающая, главная сила социалистического лагеря, без которого ни одно социалистическое государство не выстояло бы перед лицом империализма. Ни одна коммунистическая или рабочая партия, в особенности ни одна из партий социалистических стран, не должна забывать об этом».

Поскольку в случае окончательного раскола все коммунистические партии ничего не выиграют и много потеряют, лидер польской партии (при поддержке Яноша Кадара) сделал множество настоятельных представлений обоим великим соперникам, заклиная их воздерживаться от каких бы то ни было поспешных шагов во имя высших интересов всего движения. По имеющимся сведениям, Гомулка часто предупреждал Хрущева о том, что раскол может поставить под угрозу стабильность режимов в странах-сателлитах.

Тревога Гомулки симптоматична для его чувства неуверенности. Он понимает, что независимая польская коммунистическая партия не сможет удерживать власть в течение долгого времени, что она либо будет сметена, либо ей придется делить власть с другими группировками и, быть может, эволюционировать в сторону социал-демократии. Вот почему он так безоговорочно цепляется за Москву, к сожалению не получая за это сколько-нибудь стоящей политической компенсации. Таким образом, он теперь расплачивается за отход от завоеваний незавершенной и преданной революции октября 1956 года, за свое отчуждение от подавляющего большинства своих соотечественников.

Тем не менее раскол почти автоматически укрепил позиции Польши в советской империи. Прежде всего неоднократные посреднические усилия Гомулки — порой они, быть может, раздражали Москву, чувствительно реагирующую на любую независимую инициативу своих сателлитов, — заметно повысили его роль как наиболее видного из второстепенных коммунистических лидеров. Покуда Китай оставался внутри блока и поддерживал довольно хорошие отношения с Кремлем, роль Варшавы была незначительна. Когда же Китай оказался вне лагеря, Польша выдвинулась на второе место и советском альянсе. Она является самым крупным и наиболее населенным из советских сателлитов (31 миллион жителей)-имеет самую большую армию (257 тысяч человек и 3 тысяч танков, сформированных в 14 дивизий, из которых 4 бронетанковые). С тонки зрения экономического потенциала Польша стоит на третьем месте после Восточной Германии и Чехословакии. Она занимает ключевую стратегическую позицию, оседлав жизненно важные коммуникации между Москвой и Восточным Берлином [64] Более раннюю и глубокую оценку китайско-советского конфликта и его влияния на Польшу находим у Адама Бромке в его работе: «Poland: Matter of Timing», «Problems of Communism», May—June 1962. .

Ряд поражений, понесенных Москвой в ее борьбе с китайцами за лояльность коммунистических партий и развивающихся стран, а также дипломатическое признание Францией Пекина могут вызвать глубокие изменения в международном положении и открыть перед Польшей новые перспективы — но только в том случае, если польские лидеры захотят воспользоваться этими возможностями (чего отнюдь нельзя сказать Наверняка). Вот что написал по этому поводу один знаток Восточноевропейских дел: «Теоретически та или иная коммунистическая партия может завоевать полную независимость, Когда оба гиганта разошлись, но на практике она может не Захотеть быть независимой» [65] Philip E.Mоsely , The Chinese-Soviet Rift: Origins and Portens. «Foreign Affairs», October 1963, p. 20. . Гомулка, по-видимому, стремится укрепить умеренную автономию, которой он пользуется, а не расширить ее.

Китайский гамбит генерала де Голля существенно изменил геополитическую ситуацию России. Возможно, он предвещает некое окружение Советского Союза поднимающимися антагонистическими державами Азии и группой «динамических» европейских государств. Глобальные аспекты дипломатического признания Китая Парижем недавно были проанализированы профессором Джорджем Лиска:

«Окружение (России в Евразии) может стать действительно серьезным несколько позже, когда Западная Германия сделает выводы из того факта, что она разделяет с коммунистическим Китаем территориальные и иные претензии к Советскому Союзу и что атлантическая политика, видимо, не в состоянии удовлетворить эти претензии хотя бы даже частично. Чтобы не оказаться заклиненным между двумя ирредентистскими державами или в положении меньшего партнера в Коалиции с Соединенными Штатами, Советский Союз, быть Может, будет стремиться к взаимопониманию с западноевропейскими государствами. В предполагаемых обстоятельствах Советам придется заплатить за такое взаимопонимание Ступками немцам в Восточной Германии и французам — в районах между Германией и Россией. Последние уступки по своему характеру могут умерить объем первых, и вдобавок Советы, возможно, добьются пропорционального уменьшения американских контингентов и американского влияния в Западной Европе. Независимо от ее успешности глобальная стратегия, основанная на европейском единстве, обладает преимуществом своевременности перед противоположной ей стратегией замораживания ядерного статус-кво и рассмотрением восточноевропейской проблемы как части усилий, стимулирующих продолжающуюся оттепель в условиях послевоенного варианта конфликта между Востоком и Западом» [66] В письме к редактору «Нью-Йорк таймс», 22 января 1964 г. .