Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

Столь бессильное руководство, чьей жизненной основой была поддержка Москвы, конечно, едва ли могло замять независимую позицию в таких важных для Советского Союза вопросах, как его конфликт с Китаем. Болгарии открывался один-единственный путь — путь безоговорочной поддержки СССР. Чрезвычайные обстоятельства заставили Албанию пойти на крайний шаг и присоединиться к Китаю. Румыния видела для себя самый подходящий выход «в нейтралитете правящей партии», которая науськивает одну сторону против другой. Болгария демонстративно поддерживала Советский Союз и была за это весьма прилично вознаграждена. Но ее действия не явились результатом расчетливого решения, принятого лидерами. На это ее толкнула слабость, явившаяся следствием неудач и отсутствия уверенности в себе.

Помимо того что Живкова сохранили у власти, он был вознагражден главным образом в экономическом плане. Здесь контраст между советской политикой по отношению к Румынии, с одной стороны, и к Болгарии — с другой, поразителен. Москва возражала против болгарской политики всеобъемлющей индустриализации, не менее честолюбивой для Болгарии, чем румынская политика для Румынии. И все же СССР не выказал никаких явных признаков недовольства и недавно предоставил Болгарии большие кредиты, чтобы помочь в осуществлении этой политики.

Почему же, имея дела с двумя странами, которые были примерно на одном и том же экономическом уровне, Советский Союз показал себя двуликим? Почему было о добрено строительство в Кремиковцах [129] Кремиковцы — большой металлургический комбинат близ является самым крупным проектом в планах индустриализации Болгарии и является символом индустриализации. и не одобрено строительство в Галане? Возможно, потому, что комбинат в Кремиковцах был запроектирован еще в 1958 году, до того, как идеи Хрущева относительно «международного социалистического разделения труда» начали меняться, и поэтому было разрешено болгарам приступить к делу. Но этим вряд ли можно объяснить тот факт, что на VIII съезде болгарской партии в ноябре 1962 года болгарам позволили принять двадцатилетнюю экономическую программу, поистине являющуюся их «хартией индустриализации». Более правдоподобно объясненение согласно которому это было наградой болгарам за их верность и подчеркнутым пренебрежением к румынам, разноглася которых с Советским Союзом, начавшись с вопросов экономического порядка, вскоре приобрели политическую окраску и поэтому стали более опасными. Различие в отношении Советского Союза к этим двум странам было продемонстрировано в феврале 1964 года подписанием нового советско-болгарского соглашения об экономическом сотрудничестве, предусматривающего еще более «тесное сотрудничество» и предоставление Софии нового займа в размере 300 миллионов рублей.

Выражение «тесное сотрудничество» является, конечно, формулой, обозначающей крайнюю зависимость, и, пожалуй, следовало бы закончить этот очерк скептическим вопросом: долго ли сможет сохраняться такое незавидное положение? Подобно Румынии, Болгария в своих отношениях с Советским Союзом, возможно, также подходит к распутью, хотя дороги двух стран к этому распутью весьма различны. Слишком большая независимость привела Румынию к ее нынешнему специфическому положению; положение же Болгарии можно объяснить чрезмерной зависимостью. На нынешнем этапе китайско-советского конфликта Кремль предпочитает Живкова Георгиу-Дежу. Но Кремль требует не только лояльности, но и стабильности и эффективности. У него нет гарантий того, что, несмотря на постоянную советскую помощь и контроль, режим Живкова сможет когда-либо встать на собственные ноги. В конечном счете Кремлю нужна жизнеспособная и динамическая система стран-сателлитов. Живков отчаянно пытается сдержать экономический упадок Болгарии, вводя новые, более гибкие методы планирования и правления промышленностью. С помощью этих мер и благодаря советской поддержке он, быть может, приостановит этот упадок. Но если он не добьется успеха и если не сумеет вызвать больше твердости как политический хозяин страны, то ему, наверно, придется понять, что одной только преданности не недостаточно. Что же касается болгарского народа, то он пережил слишком много разочарований при Живкове, чтобы все еще надеяться на него. После VIII съезда партии болгарский народ, пожалуй, откликнулся бы на призыв к серьезным изменениям. Теперь он видит, что подлинные изменения в политике могут произойти только в результате подлинных изменений в руководстве.

Уязвимый по своей природе и вместе с тем внешне стабильный коммунистический режим в Восточной Германии долго удивлял западных наблюдателей как политический парадокс. Ни официальные заявления о твердых советских обязательствах перед Германской Демократической Республикой, ни сила доминирующей Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) не очень-то способствовали нормализации положения. И надо сказать, что восточногерманский парадокс в последние годы был более разительным, чем когда-либо прежде. Ведь едва СЕПГ отгородилась от Запада берлинской стеной, как внутренняя стабильность режима вновь подверглась испытанию: с Востока неожиданно начала накатываться вторая волна десталинизации. И пока восточно германские коммунисты пытались разобраться с десталинйзацией, перед ними возникла другая неприятная ситуация — распад международного коммунистического монолита в результате китайско-советского конфликта и его последствий. К началу 1964 года стало очевидным, что эти два нежелательных фактора нанесли восточногерманскому режиму значительный политический ущерб. Под руководством своего давнишнего первого секретаря Вальтера Ульбрихта СЕПГ постаралась ограничить «вторжение» десталинизации — по крайней мере на некоторое время. Но за это ей пришлось очень дорого заплатить. Почти единственная среди всех коммунистических режимов Центральной и Восточной Европы Восточная Германия заметно выделялась как остаток ушедшей в прошлое эры сталинизма. Однако в отличие от сталинистской Албании восточногерманский режим не бросил вызова русским, не встал на сторону китайцев. Равным образом он не попытался последовать примеру румынского коммунистического руководства, играющего на китайско-советском конфликте в собственных интересах. Напротив, СЕПГ сразу и безоговорочно примкнула к Хрущеву. Но поступив таким образом, она лишний раз доказала свою полную подчиненность Москве. Естественно, что западные наблюдатели удивляются этому новому парадоксу — столь тесной связи сталинстского режима Ульбрихта с послесталинской Россией, и что они сомневаются в долговечности сложившегося положена вещей.