Питер Франкопан - Первый крестовый поход: Зов с Востока

Несмотря на то что недавние исследования ставят под вопрос, насколько тяжелой стала жизнь немусульман в 1070–1080-е годы, арабские источники также зафиксировали рост напряженности в Иерусалиме, Антиохии и на Святой земле непосредственно перед Первым крестовым походом {368} 368 См., напр.: S. Gat, 'The Seljuks in Jerusalem', in Y. Lev (ed.), Town and Material Culture in the Medieval Middle East (Leiden, 2002), pp. 4–40. . Арабский летописец из Алеппо, живший в XII веке, отмечал, что «люди в сирийских портах не позволяют франкским и византийским паломникам идти в Иерусалим. Те, кто уцелел, распространяли эту новость в своих странах. Так они готовились к военному вторжению» {369} 369 C. Cahen, 'La chronique abrégée d'al-Azimi', Journal Asiatique 230 (1938), p. 369. . Другой писатель высказывал предположение, что очевидные нарушения прав антиохийских христиан, чинимые новым сельджукским правителем Яги-Сияном, спровоцируют ответную реакцию {370} 370 Ibn al-Athir, AH 491/Dec. 1097 – Dec. 1098, pp. 13–14. .

В итоге западным паломникам стало значительно труднее посещать святой город. В X и XI веках количество паломников, прибывающих в Иерусалим, резко выросло благодаря росту благосостояния европейцев, их любознательности и тяги к дальним странствиям. Это, в свою очередь, способствовало общему «сужению» раннесредневековой ойкумены {371} 371 См.: C. Morris, The Sepulchre of Christ in the Medieval West (Oxford, 2005), esp. pp. 134–9; однако обратите внимание на J. France, 'The Destruction of Jerusalem and the First Crusade', Journal of Ecclesiastical History 47 (1996), pp. 1–17. . Но после роста насилия в Малой Азии и Леванте поток паломников резко сократился. Шокирующие рассказы о событиях в святых местах распространялись все шире, говорили, что паломники подвергаются пыткам и издевательствам, а жестокие турки заставляют их платить выкуп {372} 372 Guibert of Nogent, II.10, pp. 125–6. . Харизматичный проповедник Петр Амьенский рассказывал перед огромной толпой о жестокостях, которые ему якобы пришлось пережить во время ужасного путешествия в Иерусалим {373} 373 Ibid., pp. 118–19. . Однако не все отказывались от паломничества. Например, Рожер из Фуа весной 1095 года настоял на организации путешествия на Святую землю и, вернувшись через год, потребовал вернуть ему его земли в южной Франции {374} 374 J. Vaissète, C. Devic and A. Molinier (eds.), Histoire générale de Languedoc, 3rd edition, 16 vols. (Toulouse, 1872–1904), 5, cols. 737–8. . Другой рыцарь из Нормандии совершил паломничество немного позже и отметил свое счастливое возвращение, совершив пожертвование в пользу аббатства в Жумьеже {375} 375 J. Venier (ed.), Chartres de l'abbaye de Jumièges, 2 vols. (Paris, 1916), 1, pp. 121–3. . Но такие люди составляли меньшинство. Один хронист заметил, что в 1090-х годах из-за сложившихся обстоятельств мало кто отваживался отправляться в поездку {376} 376 R. Bautier, M. Gilles and M. Bautier (eds.), Chronicon S. Petri Vivi Senonensis (Paris, 1979), p. 140. .

Алексей I воспользовался страхами европейцев по поводу Иерусалима. В конце XI века в Константинополе жило много выходцев c Запада, и некоторые из них занимали очень высокие должности на службе у императора – он отлично понимал значение и эмоциональную притягательность Священного города для латинян. Именно по этой причине он в 1083 году попросил иерусалимского патриарха Евтимия присутствовать при подписании мирного договора с Боэмундом, «ужасным франком», после того как императорская армия отразила первое наступление норманнов на Византию. Присутствие патриарха должно было продемонстрировать, что вторжение на территорию империи является предметом беспокойства одного из самых влиятельных деятелей христианского мира {377} 377 Gregory Pakourianos, p. 131. .

Другой пример взят из интерполяции к славянской рукописи, относящейся к тому периоду. В начале 1091 года ко двору хорватского короля Звонимира прибыли послы, отправленные императором Алексеем I и папой Урбаном II. Они представляли альянс между Западной и Восточной церквями, образованный в Константинополе восемнадцать месяцев назад. Послы рассказали Звонимиру и его придворным о том, как Иерусалим и другие святые места пали под натиском язычников, разрушающих и оскверняющих святыни. «Мы взываем к тебе, нашему брату Звонимиру, самому благочестивому христианскому королю, – молили они, – помочь нам ради любви к Христу и Святой церкви» {378} 378 Letopis Popa Dukljanina, 27, p. 413. .

В сомнительном письме Алексея I Роберту, графу Фландрии, о котором мы писали выше, также можно отметить умышленное упоминание о Иерусалиме для получения поддержки Запада. Если турки одержат победу над христианским королевством, Гроб Господень может быть потерян навсегда {379} 379 Hagenmeyer, Epistulae, p. 136. . Это объединение судеб Византии и Священного города нашло отражение в европейских хрониках начала XII века. «Тревожные новости пришли из Иерусалима и города Константинополя, – писал Роберт Реймсский (он же Роберт Монах), – народ персидский, народ чужой и отвергаемый Господом… вторгся в христианские земли, уничтожил их население убийствами, грабежами и пожарами, похитил нескольких христиан и увел их в свои собственные земли» {380} 380 Robert the Monk, I.1, p. 79. . Следы этой записи ведут к императору в Константинополь.

Проявление Алексеем I заботы об Иерусалиме было умным ходом, с его помощью император хотел вызвать соответствующую реакцию христианского рыцарства Европы, которое все сильнее проникалась этосом набожности и беззаветного служения. Учреждение папой наказаний за участие в боях по воскресеньям и во время церковных праздников помогло исподволь внедрить в сознание западных рыцарей христианские ценности. Теперь европейскую аристократию занимали не только войны и турниры {381} 381 См. напр.: T. Head and R. Landes (eds.), Peace of God: Social violence and religious response in France around the year 1000 (Cambridge, 1992). . Конечно, слова нередко расходились с делом: например, требования епископа Иво Шартрского (любой, кто обнажит меч между заходом солнца в среду и восходом в понедельник, должен быть отлучен от церкви), несомненно, выглядят чересчур самонадеянными. Тем не менее попытки церкви вмешаться в мирскую жизнь были очень серьезными и, очевидно, оказали влияние на общество {382} 382 Ivo of Chartres, Panormia, VIII.147, in Patrologia Latina, 161, col. 1343AC. .

Ясно, что в таких обстоятельствах новости о бедствиях христиан на Востоке получили широкий резонанс. Если учесть, что в конце XI века интерес к Иерусалиму достиг запредельного уровня, то сообщения об угрозах христианам и Святой земле по своему накалу оказались рядом с растущими страхами перед надвигающимся апокалипсисом. Казалось, что наводнения, голод, метеоритные дожди, солнечные затмения вынуждают прийти к выводу о том, что приближается конец света {383} 383 См.: Vauchez, 'Composantes eschatologiques', pp. 233–43; J. Rubenstein, 'How or How Much, to Re-evaluate Peter the Hermit', in S. Ridyard (ed.), The Medieval Crusade (Woodbridge, 2004), pp. 53–69; J. Flori, L'Islam et la fin des temps. L'interprétation prophétique des invasions musulmanes dans la chrétienté médiévale (Paris, 2007), pp.111–47; в более общем виде этот вопрос раскрывается в: Möhring, Weltkaiser der Endzeit and Whalen, Dominion of God. . Поэтому призывы папы о защите церкви дали западному рыцарству новый raison d'être (смысл существования). Обещание духовной награды тем, кто готов отправиться на помощь верующим на Востоке, было привлекательным стимулом. Просьбы Алексея I стали искрой, из которой возгорелось пламя.