Федор Кони - История Фридриха Великого

Крамеру поручил он пересмотреть законы и составить руководство для всех судебных мест, сообразное с назначением и правами каждого сословия. Крамер составил две превосходные книги: "Всеобщее гражданское право" и "Общий порядок судопроизводства", которыми Пруссия руководствуется и доныне.

Так действовал Фридрих в делах внутреннего управления. Домашняя жизнь его, после Семилетней войны и, в особенности, после баварской кампании, представляла печальную картину. Тесный дружеский кружок прежних лет был разрушен. Все близкие его сердцу исчезали постепенно друг за другом; одних похитила смерть, другие покинули Пруссию, чтобы окончить дни на своей родине. Печально, одиноко бродил он между могилами усопших друзей, предчувствуя с каждой новой утратой, что и его земное поприще близится к своему пределу.

Одно утешение оставалось ему: воздвигать друзьям своего сердца и сподвижникам памятники, которые показали бы миру, что славу его царствования разделяли люди, достойные уважения отечества и любви своего монарха. Вильгельмовская площадь в Берлине постепенно украшалась монументами Шверину, Сейдлицу, фельдмаршалу Кейту и Винтерфельду. Но чувствительнейшую утрату для сердца Фридриха составляла его сестра, маркграфиня Байрейтская. Ее памяти поставил он мавзолей совсем другого рода; в этом памятнике высказались вся мечтательность германского характера и вся нежность души короля-человека. Вот как пишет о нем сам Фридрих к Вольтеру, в 1773 году:

"Пусть назовут это слабостью или безрассудным обожанием, но я исполнил для моей сестры то, что Цицерон думал сделать для своей Туллии: я воздвиг в честь ее храм Дружбы.

В глубине храма поставлена ее статуя, а на каждой колонне находится медальон героя, прославившегося чувством преданности и дружбы. Храм построен в уединенной рощице моего сада, и я часто хожу туда вспоминать о моих утратах и о счастье, которым некогда наслаждался".

И точно, из всех старых друзей у него оставалось еще двое: старик Фуке и лорд-маршал Джордж Кейт, брат фельдмаршала, погибшего под Гохкирхом. Маркиз д'Аржанс, с которым Фридрих постоянно вел переписку, даже во время походов, покинул своего {475} венценосного друга в 1769 году. Под старость он стал тосковать о родине, ему хотелось умереть под благодатным небом Прованса, и Фридрих, с душевной скорбью, вынужден был его отпустить. Прощание было трогательно. Д'Аржанс полагал, что король удерживает его, боясь повторения истории с Вольтером, потому что вся переписка Фридриха находилась в его руках. Чтобы успокоить короля на этот счет, он, вместе с просьбой об увольнении, послал к нему все письма, запечатанные в пакете. Но Фридрих, не распечатывая пакета, возвратил его своему другу. Кейт также уехал на родину, в Шотландию. Но старик уже не застал там ни друзей, ни родных. Горный воздух тяготил его, сердце влекло к Фридриху -- в Сан-Суси сосредоточился для него весь мир. Письмо короля еще более встревожило его тоску.

"Если жизнь не порадует вас на родине -- писал ему Фридрих, -- то вспомните, что у вас есть друг, тоскующий в разлуке с вами. Если бы я имел флот, то покорил бы Шотландию, чтобы вас похитить; теперь же могу только простирать к вам дружеские объятия и мечтать -- авось, он возвратится!"

Восьмидесятипятилетний старик заплакал и на другой же день был на обратном пути в Пруссию. Фридрих построил ему дом в Сан-Суси, возле самого сада, на дверях которого Кейт велел написать: Fridericus II nobis haec otia fecit. Все было придумано королем для полного удобства, спокойствия и счастья старика.

Кейт мог видеться с Фридрихом несколько раз в день; когда хотел, приходил к нему обедать, посылая наперед сказать, что будет, и король не садился за стол, пока он не являлся. Для послеобеденного отдыха для него была устроена особенная комната во дворце. Дворец и дом Кейта придворные звали монастырем. Старик часто говаривал: "Наш патер приор (так звал он Фридриха) самый обходительнейший человек на свете. Живи я в Испании, за долг почел бы обвинить его перед святой инквизицией в колдовстве". Кейт сохранил привязанность к Фридриху до самой кончины. В народе его звали не иначе, как "друг короля".

Другим любимцем Фридриха был генерал Фуке, с прекрасным характером которого мы успели уже ознакомиться во время Семилетней войны. Он был взят в плен при Ландсгуте, содержался в Кроации до самого окончания войны и терпел всевозможные лишения. Фридрих посылал ему иногда небольшие суммы, называя их "лептой вдовицы". По возвращении из плена Фуке был пригла-{476}шен к королю, в Потсдам. Здесь Фридрих осыпал его милостями, окружил всеми удовольствиями и в два месяца заставил забыть страдания нескольких лет. Но дряхлость не позволяла старцу продолжать военной службы; он попросил отставки и позволения удалиться в Бранденбург, чтобы посвятить остальную жизнь служению Богу. Король назначил его пробстом бранденбургской соборной церкви, приказал купить дом и устроил его на свой счет.

-- Но вы должны меня навещать, -- сказал он Фуке. -- Отсюда до Брауншвейга недалеко. Когда соберетесь ко мне в гости, дайте знать -- я вышлю к вам моих лошадей.

Каждую неделю посылались к Фуке запасы отборнейших фруктов и вин из королевских оранжерей и погребов.

"Вы слабы, друг мой, вам нужно хорошее подкрепление, -- писал ему однажды Фридрих. -- Вчера отыскали в дворцовом погребе клад: бутылку венгерского из запаса моего деда. Я отведал вино -- оно превосходно. Посылаю заветную бутылку и желаю, чтобы она пришлась вам по вкусу".

Фуке заметно ослабевал. Фридрих придумывал все средства, чтобы поддержать его здоровье и силы. Когда старик являлся в Сан-Суси, его сносили с лестницы в кресле и сажали в нарочно устроенную колясочку, в которой катали по саду, между тем как король сопровождал его пешком. {477}

Когда у Фуке начал притупляться слух, Фридрих заказал ему в Париже несколько слуховых рожков.

"Благодарю, благодарю! -- писал королю старец. -- Я испытаю их в церкви, слушая слово Божье, и обязательно помолюсь за моего благодетеля".

Наконец, Фуке с трудом стал говорить. Король изобрел особенную машину, посредством которой, составляя буквы, можно было объясняться, и по нескольку часов в день проводил с ним в таком немом разговоре. В последний год жизни старого генерала, когда он не мог уже выезжать, Фридрих сам посещал его еженедельно. После такой внимательности и подлинно отеческих попечений о своем любимце, можно себе представить, как велика была печаль короля, когда в 1774 году ему донесли о смерти генерала Фуке. Несколько дней он был совершенно убит горем: последний друг его юности сошел в могилу, и великий монарх совершенно осиротел.