Федор Кони - История Фридриха Великого

В это время посетил короля герцог Курляндский.

-- Не нужен ли вам, любезный герцог, ночной сторож? -- сказал ему Фридрих шутя. -- Возьмите меня на службу; я отлично умею не спать по ночам.

Лейб-медик короля, Селле, истощал все свое искусство, чтобы хоть несколько облегчить страдания Фридриха, но тщетно. Сестра короля, герцогиня Брауншвейгская, убедила его, наконец, довериться знаменитому ганноверскому врачу, Циммерману. Но и он {497} тотчас увидел, что в положении венценосного больного всякое человеческое знание немощно и всякая помощь бесполезна. Он сумел, по крайней мере, развлечь короля своею умной, назидательной беседой. Фридрих задавал ему самые затруднительные медицинские вопросы. После многих споров, король, наконец, сказал:

-- Но согласитесь, любезный доктор, что каждый врач прежде, чем начнет вылечивать больных, должен наполнить кладбище. Скажите мне откровенно, между нами: велико ли было ваше кладбище и давно ли вы перестали наполнять его?

-- Мое кладбище было очень невелико, и я давно уже его наполнил, -- отвечал Циммерман.

-- Но как же вы в этом успели?

-- Очень просто. Я всегда смотрел на жизнь, как на драгоценнейшее достояние человека, которое можно потерять только один раз. Поэтому, если мне его поручали, и я видел, что оно может быть потеряно, я всегда прибегал к совету старых и опытных врачей. Когда же больной умирал, несмотря на эту предосторожность, он попадал не на мое кладбище.

-- Вот это умно! -- воскликнул король. -- Вначале каждый человек ошибается, но тот истинно умен, кто, делая раз ошибку, избегает десяти других!

Часто Циммерман бывал изумлен глубокими сведениями Фридриха во врачебной науке. Как умный человек, он не хотел рисковать своей репутацией и решился оставить Берлин прежде смерти короля, боясь, что молва и этого великого покойника отнесет на его кладбище. Король отпустил его с большим сожалением.

"Благодарю вас за участие, -- писал он к своей сестре. -- Врач ваш очень умный и ученый человек и рад бы от души услужить вам, но это не в его власти. Старики должны очищать место молодым -- таков закон природы. Да и что такое жизнь? Жить -- не значит ли видеть, как другие родятся и умирают! Впрочем, с некоторого времени мне немножко полегче. Сердце мое предано вам навеки, добрая сестра моя".

В августе болезнь короля значительно усилилась. 15-го августа он, против обыкновения, проспал до 11 часов. Все ожидали его пробуждения с сердечным трепетом: доктора объявили, что сон этот должен был кончиться решительным кризисом. Фридрих проснулся, весело поприветствовал окружающих, потом велел позвать кабинетс-секретарей и тихим, но твердым голосом диктовал им {498} разные бумаги и депеши. Коменданту Потсдама объяснил он все нужные распоряжения для маневров потсдамского гарнизона, которые назначил на следующий день. Все радовались: такой деятельности и свежести давно уже не видали в больном. Но радость была непродолжительна. На следующее утро нашли короля в плачевном положении. Язык его начинал коснеть, рассудок потемнился. Кабинетс-секретари ждали в приемной, один комендант вошел в кабинет. Фридрих хотел приподнять голову, силился что-то сказать -- и не смог. С печальным взором махнул он тихо рукой, давая понять, что не в состоянии более заняться делами. Комендант заплакал и молча вышел из комнаты. С этой минуты король совершенно потерял память, не узнавал окружающих. Но иногда болезненный бред его сменялся светлыми минутами. Жизнь догорала в нем, как лампада, то вспыхивая ярким светом, то померкая в тихом забвении. Ночью он спросил: "Который час?" -- Ему отвечали: одиннадцать. "Хорошо, -- сказал он, -- разбудите меня в четыре, я нынче не работал, завтра будет много дел". Но напрасно искал он успокоения, внутренний огонь пожирал уже его сердце. В комнате царствовала священная тишина, как в храме перед совершением какого-нибудь таинства. Только врач и два лакея стояли неподвижно перед больным. Три свечи с высокого камина тускло озаряли эту картину. Вдруг больной встрепенулся, глаза его блеснули необыкновенным огнем, он хотел приподняться; камер-гусар подхватил его подмышки. Но в ту же минуту голова короля опустилась, взор остановился неподвижно, уста ясно залепетали: "О, как легко! Я взошел на гору... хочу успокоиться..." -- остальные звуки замерли в судорогах последнего вздоха. Могучая душа отлетела в горнюю обитель. На руках верного слуги лежал один холодный труп.

Было 2 часа ночи. Часы Фридриха указали роковую минуту и остановились. Эти часы Наполеон впоследствии увез с собой на остров св. Елены и на смертном одре завещал своему сыну.

Вся Пруссия облеклась в траур при известии о великой своей утрате. Фридрих был оплакан чистосердечнейшими слезами. Даже враги отдали справедливость его гениальным способностям -- на его могиле. Духовное его завещание должно было вполне открыть миру -- какого человека, а Пруссии -- какого монарха они лишились. Вот главнейшие статьи этого замечательного акта:

"Жизнь наша -- мгновенный переход от минуты рождения к минуте смерти. Назначение человека в этот краткий переход -- тру-{499}диться для блага общества, к которому он принадлежит. С тех пор, как я достиг кормила правления, я старался всеми средствами, данными мне природой, по мере сил и возможностей, способствовать счастью и довольству государства, которым имел честь управлять. Я старался водворять закон и правосудие; завел порядок и точность в финансовой системе; дал армии образование, которое поставило ее выше всех войск остальной Европы. Исполнив, таким образом, обязанности мои в отношении к государству, я заслужил бы вечный упрек, если бы не подумал о домашних моих обстоятельствах. Итак, чтобы предупредить всякий спор, могущий возникнуть между родственниками за мое наследие, объявляю сим торжественным актом мою последнюю волю:

Охотно и без сожаления отдаю дыхание жизни благодетельной природе, от которой его получил, а тело мое возвращаю стихиям, из которых оно составлено. Я жил, как философ, и хочу быть похоронен, как жил -- без шума, блеска и роскоши. Не желаю, чтобы тело мое было вскрыто и бальзамировано. Пусть поставят меня в Сан-Суси в склепе, под террасой, который я для себя приготовил.

Любезному моему племяннику, Фридриху-Вильгельму, как ближайшему наследнику престола, предоставляю королевство Пруссию, со всеми провинциями, городами, замками, крепостями, арсеналами и военными запасами; все завоеванные и приобретенные мной по наследству земли; все коронные сокровища, каменья, золотые и серебряные сервизы, мои загородные дворцы, библиотеку, собрание редких монет, картинную галерею, сады и проч. Кроме того, передаю ему казну, в том виде, в каком она будет находиться в день моей смерти, как достояние государства, которое может быть употребляемо только на защиту и на поддержание народа.