Андрей Сахаров - Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.

Наконец, исследователи, как правило, не ставили перед собой и следующих вопросов: каково место договора 944 г. в системе как византийской, так и русской дипломатии? Как он соотносится с русско-византийскими договорами 60-х годов IX в., 907, 911 гг.? Какой уровень дипломатии древней Руси по сравнению с ее ростками в IX — начале X в. отразил данный дипломатический акт?

Именно рассмотрению этих спорных или недостаточно исследованных вопросов посвящена данная глава.

IX в., 907, 911 гг.? Какой уровень дипломатии древней Руси по сравнению с ее ростками в IX — начале X в. отразил данный дипломатический акт?

Именно рассмотрению этих спорных или недостаточно исследованных вопросов посвящена данная глава.

Каждое крупное дипломатическое соглашение "варварских" государств с Византийской империей вырастало, как мы уже видели, на почве международных событий своего времени, а также с учетом социально-экономических и политических факторов внутри каждой страны — участницы соглашения. Не стал исключением в этом смысле и русско-византийский договор 944 г. {608}.

К началу 40-х годов X в., когда отношения между Византией и Русью резко обострились, международное положение империи значительно стабилизировалось. Болгария была истощена длительными и разорительными войнами. Новое болгарское правительство царя Петра заключило с Византией мир. Провизантийские настроения все определеннее брали верх в болгарском руководстве. Еще недавно крепкое, стиснутое властной рукой Симеона, ныне оно шло к расколу. Начавшаяся феодальная раздробленность страны вела к распадению Болгарии на ряд самостоятельно управляющихся феодальных территорий {609}.

Появление печенегов в причерноморских степях серьезно изменило обстановку в Северном Причерноморье. Отныне и Русь, и Хазария вынуждены были считаться с печенежской угрозой.

Вместе с тем в 30-х годах X в. растут противоречия между иудаистской Хазарией и Византией, где Роман I Лакапин начал широкое преследование иудеев, что осложнило отношения империи с каганатом {610}.

Не замиренными оказались и угры, которые в 934 г., согласно и греческим хроникам, и "Повести временных лет", нанесли удар по Византии и "пленоваху всю Фракию". После этого Роман послал к ним посольство во главе с протовестиарием Феофаном, которое договорилось с уграми об обмене пленными и восстановлении мирных отношений. Однако новое нападение угров на Византию в 943 г. и новые с ними переговоры все того же Феофана, предложившего им мир на пять лет, указывают, что венгерская опасность являлась для Византии в 30 — 40-х годах X в. постоянным внешнеполитическим фактором {611}.

Историки, как мы уже видели, обратили внимание на то, что и греческие источники, и русская летопись, а также текст договора 944 г. отражают очевидную борьбу в 30-х годах X в. между Русью и Византией за влияние в Крыму и Северном Причерноморье. Обычно принимается во внимание факт сообщения херсонесского стратига о движении русской рати на Византию как в 941, так и в 944 г. Правда, мы думаем, что эти действия входили в служебные обязанности херсонесских властей и вряд ли прямо свидетельствуют о напряжении, возникшем в районе Крыма между двумя государствами. Более серьезные основания для такого предположения дают известные статьи о "Корсунской стране" соглашения 944 г., в которых Русь обязуется "не имать волости" "на той части", не чинить препятствия "корсунянам" в ловле рыбы в устье Днепра, а сами руссы отныне лишаются права зимовать в днепровском устье на Белобережье, и по наступлении осени должны возвратиться "въ домы своя в Русь". В этой связи особенно интересна статья, говорящая об обязанности русского князя не пропускать черных болгар воевать "въ стране Корсуньстей", так как они "пакостять стране его". Эта фраза ясно указывает на то, что натиск черных болгар на Херсонес мог затронуть и близлежащие русские владения и послужить основанием для защиты русским князем и корсунских земель {612}.

В связи с этим сюжетом есть смысл еще раз обратиться к тем характеристикам, которые Константин VII Багрянородный в своем труде "Об управлении государством" дает народам и государствам, соседствующим с византийскими владениями в Северном Причерноморье, и рассмотреть их не в отдельности, а совокупно.

Большое внимание уделяет Константин VII печенегам. Тон автора дружелюбен; он видит в печенегах традиционных союзников Византии и наказывает своему сыну "жить в мире с печенегами, заключать с ними дружественные договоры и союз". Такую политику необходимо проводить потому, что "печенежский народ живет в соседстве с областью Херсонеса, и если они (печенеги. — а. С.) не состоят с ними (херсонитами. — а. С.) в дружбе, то могут выступать против Херсонеса…". В главе 2 Константин VII проводит мысль о том, что руссы также стремятся заручиться дружбой печенегов, поскольку иначе они не смогут предпринять ни одного военного похода: печенеги могут воспользоваться отсутствием русских военных сил и осуществить набег на Русь. Печенеги же по наущению Византии "легко могут нападать на земли руссов и турок (венгров. — а. С.)…" — отмечает царственный автор в главе 4. В главе 6 "О печенегах и херсонитах" вновь говорится о мирных, посреднических функциях печенегов в отношении Руси и Хазарии. Глава 10, как известно, называется "О Хазарии, как и кому с нею воевать". Оказывается, воевать с ней следует узам, аланам. Эта же мысль повторяется и в главе 11: если хазары не желают жить в дружбе и мире с Византией, то аланы могут причинить им "много зла"; "…и если этот властитель (алан. — а. С.) поставит себе задачей препятствовать им, то Херсонес и климаты будут пользоваться долгим и глубоким миром" {613}.

Итак, средоточие всех византийских помыслов в Северном Причерноморье, согласно Константину VII Багрянородному, — это Херсонес, крымские владения Византии. Печенеги — самая надежная традиционная защита империи на севере, а аланы — в районе Северного Кавказа. Противники же Херсонеса — в первую очередь хазары; другая забота греков в данном районе — в случае необходимости столкнуть печенегов с руссами и уграми. Хотя текст прямо не отражает давления Руси на северопричерноморские владения империи, но потенциальный противник здесь угадывается, несмотря на то что Константин VII говорит о государстве, с которым Византию связывал со второй половины 40-х годов X в. договор о мире и союзе.

Нам бы хотелось также привлечь внимание к двум фразам из "Истории" Льва Дьякона. Передавая содержание переговоров второго посольства Иоанна Цимисхия со Святославом Игоревичем, Лев Дьякон сообщает, что император напомнил русскому князю о тяжелой участи его отца — Игоря, презревшего клятвы прежних лет и напавшего на Византию. Судьба Игоря была печальна: он "едва только успел с десятью ладьями убежать в Боспор Киммерийский". Как известно, под названием Боспора Киммерийского в Византии был известен Керченский пролив. Следовательно, хронист имел в виду бегство Игоря в район Северного Причерноморья или Приазовья. Любопытно, что несколькими страницами ниже, рассказывая о подготовке Цимисхием армии и флота для борьбы со Святославом, Лев Дьякон замечает, что флот византийскому императору был нужен для блокады руссов на Дунае, чтобы лишить их возможности уйти "в свое отечество к Киммерийскому Боспору" {614}.