Энтони Бивор - Гражданская война в Испании 1936–1939

В этот напряженный момент совет узнал о собравшейся перед дворцом массовой демонстрации. Ее начали готовить за несколько дней согласно решению, принятому на встрече коммунистических лидеров – Михе, Пассионарии и Диаса [833] – и представителей других организаций рабочего класса, включая НКТ и ФАИ. Негрина заранее предупреждали, что на демонстрации будут звучать требования отставки министров-«капитулянтов». Он вышел к толпе и попытался уверить ее, что борьба против фашистов будет продолжаться до самого конца. Это помогло: демонстрация рассеялась.

18 марта, после страшных бомбежек, представители ВСТ и НКТ подписали соглашение о переводе промышленного планирования под контроль правительства. Это стало, наверное, самой крупной уступкой анархо-синдикалистов за всю войну, откровенным признанием силы государства, продавленным Мариано Васкесом.

29 марта Прието совещался с Негрином: он доказывал, что война проиграна, и предрекал падение республики. Негрин пришел в ужас и сказал одному из коллег: «После тех ужасов, которые я узнал из доклада Прието, я не знаю, куда должен отвезти меня водитель – домой или на границу» [834]. По утверждению Сугасагойтиа, этот доклад убедил Негрина в необходимости просить Прието покинуть пост министра обороны. Он предложил ему более скромную должность в правительстве, но Прието, к радости коммунистов, отказался [835]. Не прошло и года, как правота Прието, Кассандры революции, подтвердилась.

Уход Прието из правительства стал печальным напоминанием об участи его старого соперника Ларго Кабальеро: анархисты поддерживали Прието, вопреки огромным идеологическим расхождениям с ним, из страха перед коммунистами. Апрельский правительственный кризис сделал Прието и его бывшего последователя Негрина врагами. Их вражда продолжится и в изгнании.

Узнав от Негрина о кризисе, президент республики Асанья созвал совещание во дворце «Педральбес» и в длинной речи, полной намеков, дал понять, что с надеждой возобладать над врагом военным путем придется расстаться [836]: он уже подумывал о «правительстве капитуляции» во главе с Прието или Бестейро. Негрин заспорил с Асаньей, настаивая на нерушимой воле стоять до конца. Такой же была позиция главы коммунистов Хосе Диаса, настолько яростно доказывавшего, что президент «рискует злоупотребить своими конституционными полномочиями», что Асанья пришел в уныние.

6 апреля 1938 года Асанья снова попросил Негрина сформировать правительство. Предполагалось, что это будет «правительство единства», существовала даже надежда на воссоздание Народного фронта, однако впоследствии новый кабинет назвали «правительством войны». Негрин не только возглавил Совет министров, но и взял на себя роль министра обороны [837]. То, что в кабинете остался один-единственный министр-коммунист, было связано с позицией Сталина, встревоженного китайско-японской войной и нацистской экспансией. Главной причиной скромного поведения коммунистов было сохранение надежды на договоренность с Британией и Францией (лидеру французских коммунистов Морису Торезу Коминтерн тоже приказал не входить в правительство Блюма). Тем не менее Сталина убедили разрешить остаться в кабинете Урибе.

Несмотря на впечатление политического единства, создаваемое правительством, истинная власть принадлежала «негринистам» и в первую очередь коммунистам. Антонио Кордона назначили заместителем министра обороны, Карлоса Нуньеса – заместителем военно-воздушного министра, Элеутерио Диас-Тендеро – начальником кадрового управления Министерства обороны; Мануэль Эстрала командовал информацией, Прадос – военно-морским штабом. Хесус Эрнандес стал комиссаром Центральной армии. Все они были членами КПИ. Правда, Негрин отдал кое-какие посты и «приетистам», например, Хатива был назначен заместителем министра ВМФ, Бруно Алонсо – комиссаром флота.

Пусть коммунистам принадлежали не все посты в вооруженных силах, зато ключевые административные должности они захватили полностью, не говоря о своих командирах на фронте: Хуане Модесто, Энрике Листере, Валентине Гонсалесе, Этельвино Веге, Мануэле Тагуэнье, генерале Вальтере и других.

Военно-воздушные силы и танковый корпус находились под полным советским контролем, поэтому для любой военной операции требовалось одобрение коммунистов. Пальмиро Тольятти писал в докладе Коминтерну, что Испанская компартия должна «завладеть всем аппаратом Министерства обороны и всей армией».

Тем временем войскам республики, оттесненным в Арагонской кампании обратно в Каталонию, требовалось время на перегруппировку и перевооружение, прежде чем приступать к эффективным боевым действиям. Разгром в Арагоне, где потери мало уступали огромной цене, заплаченной за Теруэль, совершенно лишил Народную армию сил, как и предрекал Прието. Теперь мало что могло помешать продвижению Наваррского и Марокканского корпусов по северу Арагона, притом что утрата гидроэлектростанций в Пиренеях западнее реки Сегре приводила к бездействию каталонской промышленности.

В начале 1938 года правительство Невилла Чемберлена (сменившего в мае 1937 года Болдуина) так усердствовало в политике умиротворения, что 20 февраля Этони Иден ушел с поста министра иностранных дел. Это укрепило уверенность Гитлера и Муссолини, что им не надо опасаться Великобритании. Настойчивость Чемберлена в продвижении идеи англо-итальянского договора с целью выведения Италии из-под влияния Германии убедительно демонстрировала, что державы «оси» могут беспрепятственно вмешиваться в испанскую войну, что бы ни предложил Негрин в Лиге Наций.

Как только на пост министра иностранных дел заступил сменивший Идена лорд Галифакс, начались переговоры о заключении договора, несмотря на случаи потопления итальянскими подлодками британских судов в начале месяца. Иден распорядился о возобновлении противоподлодочного патрулирования, указав, правда, что «…адмиралтейство опасается, как бы это не навредило отношениям, установившимся с адмиралом Морено, соратником генерала Франко» [838].

16 апреля Чиано записал: «В 18:30 подписал пакт с Англией. Лорд Перт в восторге. Он сказал мне: “Вы знаете, как сильно я хотел наступления этого момента”. Так оно и есть: Перт – наш друг. Об этом свидетельствуют десятки его докладов, которыми мы располагаем» [839]. Подписание было специально назначено на день рождения Галифакса, чтобы «доставить ему удовольствие. Все очень романтично…» – саркастически добавляет молодой фашистский министр иностранных дел» [840].

Раздел договора, непосредственно касавшийся Испании, позволял последней держать в Испании свои войска до конца войны. В соглашении не упоминались страны – подписанты пакта о невмешательстве, хотя номинально он по-прежнему действовал. Неудивительно, что даже Черчилль, активно поддерживавший невмешательство, впоследствии назвал его «затейливой системой официального обмана», которой «тщательно придерживались».