Энтони Бивор - Гражданская война в Испании 1936–1939

Испанское республиканское правительство этот договор поверг в ужас. Через две недели после его подписания Негрин перешел в безуспешное дипломатическое наступление: он выступил со своим планом «Тринадцать пунктов», преследовавшим цель образования переходного правительства, за которым должны были последовать свободные выборы [841]. План замышлялся как отправная точка для переговоров о мире: по утверждению Степанова, пункты плана продиктовал Негрину Центральный комитет Коммунистической партии Испании. Вот они:

1. Обеспечить абсолютную независимость и территориальную целостность Испании.

2. Освободить испанскую территорию от иностранных войск.

3. Защита народной республики и государства на базе демократических принципов.

4. Созыв плебисцита сразу после окончания войны.

5. Не подрывая единства Испании, защищать и поощрять культуру ее различных районов.

6. Уважение гражданских прав: свобода совести и религиозных культов.

7. Уважение к законной собственности и к иностранному капиталу.

8. Глубокая аграрная реформа и демократия на селе.

9. Развитие социального законодательства для гарантии прав трудящихся.

10. Совершенствование физической и нравственной культуры нации.

11. Армия – инструмент народа, независимый от политических партий.

12. Отказ от войны как инструмента национальной политики.

13. Широкая амнистия для всех испанцев.

Излишне говорить, что Франко не был бы готов обсуждать ни один из этих пунктов. Он раз за разом повторял, что мирная сделка невозможна. В мае 1937 года Фаупель докладывал в Берлин: «Франко отверг идею любого компромисса как совершенно невозможную, заявив, что война при любых обстоятельствах будет вестись до победного конца» [842].

Через несколько дней Серрано Суньер сказал: «Рано или поздно обязательно состоятся выборы. Поскольку красная пропаганда в Испании сейчас, без сомнения, гораздо умнее и эффективнее, чем белая, и поскольку она пользуется поддержкой марксистов, евреев и масонов всего мира, такие выборы неизбежно приведут к формированию правительства, политический состав которого окажется решительно левым, открыто антигерманским и анти-национал-социалистским… Поэтому мы ни можем быть сколько-нибудь заинтересованы в компромиссном решении в Испании» [843]. Франко повторил Фаупелю, что он и «все испанские националисты лучше умрут, чем снова отдадут судьбу Испании в руки красного или демократического правительства» [844]. Даже сочувствовавший коммунистам Альварес дель Вайо сказал французскому репортеру, что «после такого кровопролития предложенное Черчиллем посредничество между двумя сторонами совершенно невозможно» [845].

Трудно понять, на какое урегулирование мог надеяться Негрин. Был ли это просто призыв к демократам к пересмотру позиции или сознательное провоцирование националистов, которые были обязаны отвергнуть все до одного пункты плана? При этом Негрин, несмотря на его открытое несогласие с реализмом Асаньи и Прието, делал всевозможные тайные предложения, нацеленные на мирный исход. Очевидно одно: Негрин всерьез полагался на свой дипломатический талант. Он считал, что ему нужна всего лишь одна военная победа – и он усадит неприятеля за стол переговоров. Это привело к последней, окончательной неудаче Испанской республики, которую она навлекла на себя сама.

Ничто не могло заставить Франко свернуть с пути к главной цели войны – полному разгрому его врагов и преображению Испании. В этом великом проекте его соратниками с самого начала были его брат Николас и генералы Кинделан, Оргас и Мильян Астрай, к которым в феврале 1937 года присоединился его честолюбивый шурин Рамон Серрано Суньер.

Простота идей Франко и других генералов открывала Серрано Суньеру возможность к продвижению в государственной иерархии. Ограниченные вояки могли победить в войне (он называл это «государством военного лагеря»), но после прекращения боев они вряд ли могли предстать перед цивилизованным миром убедительной силой [846].

После перехода полного командования всеми вооруженными силами к Франко и назначения им самого себя верховным лидером национального движения, «ответственным только перед Богом и Историей» пришло время заменить «техническую хунту» первых дней войны нормальным правительством. 30 января 1938 года Франко сформировал свой первый кабинет министров и продиктовал закон о центральной администрации государства. «Председательство (в Совете министров) остается за главой государства. Министры составляют правительство. Они приносят клятву верности главе государства и националистскому режиму». Кроме этого, главе государства принадлежит «верховная власть диктовать юридические нормы общего характера». По сути, это означало, что националистский глава государства обладает полной единоличной властью – исполнительной, законодательной и юридической.

Создание трех ключевых министерств – обороны, общественного порядка и иностранных дел – тоже было задачей именно «военного лагеря» [847]. Эти руководители и их ведомства были всего лишь продолжением ставки генералиссимуса. Три министерства, управляемые фалангистами, были связаны с Министерством внутренних дел и с определяющим влиянием Серрано Суньера, правившим в своей епархии железной рукой. Он подмял под себя гражданских губернаторов и назначил двоих своих сподвижников, Хосе Антонио Гименеса-Арнау и Дионисио Ридруэхо, начальниками прессы и пропаганды. Серрано Суньер оказывал решающее влияние на назначение других министров, лично предлагая ряд кандидатур. Ему каким-то образом удалось уговорить Франко назначить министром финансов Амадо, бывшего единомышленника Кальво Сотело, которого каудильо недолюбливал за критическое отношение к своему брату Николасу. Усилиями Серрано Суньера назначение получил также монархист Сайнс Родригес, подозреваемый Франко в принадлежности к масонам.

На следующий день после формирования в Бургосе нового правительства Франко принял членов дипломатического корпуса, в частности Роберта Ходжсона, тогдашнего британского агента при националистском правительстве. Тот пришел от каудильо в полнейший восторг [848].

12 февраля в монастыре Las Huelgas министры поклялись в верности Франко в следующих выражениях: «Клянусь по имя Господа и Его святых евангелистов исполнять мой долг министра Испании, строго соблюдая верность главе государства, генералиссимусу наших славных войск, конституционным принципам национального режима и судьбе отечества». Ни республика, ни монархия в присяге не упоминались – только сам генералиссимус, вольный определять национальный режим по собственному усмотрению.