Владимир Воронов - Рассекречено. Правда об острых эпизодах советской эпохи

Долгие десятилетия правду о падении Севастополя в 1942 году невозможно было не только писать, но и говорить — даже и в достаточно узком кругу военно-морских профессионалов. Как с горечью написал известный историк отечественного флота капитан 1 ранга Виталий Доценко, «в отечественной исторической военно-морской литературе существовали (и существуют до сих пор!) устоявшиеся стереотипы в описании (или определении) тех или иных событий. Эти своеобразные клише переходили из книги в книгу… Получалось патриотическое, поэтическое и весьма приятное чтиво, но само событие или стушевывалось, или представлялось совершенно в другом ракурсе». И при этом «порой описание подвига, стоившего жизни совершившим его, заслоняло собой все. Никто не задавался вопросами: почему погибают люди и тонут корабли, кто виноват в многочисленных трагедиях? Конечно, патриотизм и подвиг — благородное дело, с этим спорить нельзя. Но что для историка стоит опус, где есть одни ура-патриотические заклинания, где отсутствует предмет, то есть само событие, „имевшее место быть“? Что для историка стоит опус, где истинное событие искажено до неузнаваемости?»

Падение Севастополя — именно из этого разряда. Тот же капитан 1 ранга Виталий Доценко вспоминает, как уже во второй половине 1980-х годов в группе командирской подготовки главкома ВМФ ему пришлось читать лекцию о совместных действиях армии и флота во время Великой Отечественной войны. И, рассказав о проведении операций по обороне военно-морских баз, Доценко «подробно остановился на героизме советских воинов при обороне Таллина, Ханко, Одессы и Севастополя, а затем подверг резкой критике действия командующего Севастопольским оборонительным районом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского (Иванова) и его заместителя по сухопутной части командующего Приморской армией генерал-майора И. Е. Петрова, бросивших на произвол судьбы более чем 80-тысячный гарнизон (в том числе 23 тысячи раненых) в осажденной противником крепости. Я сказал также о медлительности, а точнее, о бездеятельности наркома Военно-морского флота Н. Г. Кузнецова, не сумевшего грамотно проанализировать обстановку и вовремя доложить в Ставку Верховного Главнокомандования о немедленной эвакуации войск из Севастополя. Полководческой прозорливости не хватило и у представителей Северо-Кавказского фронта маршала С. М. Буденного и его заместителя по морской части адмирала И. С. Исакова, которым непосредственно подчинялся командующий Севастопольским оборонительным районом». Оценка военно-морского историка однозначна: «В критической обстановке два высших военачальника предали своих бойцов. Этот поступок надо рассматривать как бегство с театра военных действий. С петровских времен в Морском (а затем и в Корабельном) уставе записано: „Командир покидает корабль последним“. В русской военной истории трудно найти примеры, когда командиры первыми покидали свой корабль (или войска). В период первой обороны Севастополя в 1854–1855 годах ни один из адмиралов и генералов не оставил свои войска. Даже фельдмаршал Паулюс не покинул обреченные на гибель и плен свои войска под Сталинградом, он разделил их участь». Но, лаконично отмечает офицер, «некоторым слушателям эта критика не понравилась». И потому на карьере самого Доценко тогда был поставлен жирный крест…

В августе сорок четвертого был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями большой группы военных авиаторов. Но, просматривая наградные листы, приметил пару товарищей совершенно не летных специальностей — с броской строкой в графе «должность, часть»: отдел контрразведки СМЕРШ [59] Главное управление контрразведки (ГУКР) СМЕРШ Наркомата обороны (НКО) СССР и Управление контрразведки СМЕРШ Наркомата военно-морского флота СССР созданы 19 апреля 1943 г. постановлением Совнаркома СССР. Отдел контрразведки СМЕРШ появился и в НКВД. СМЕРШ — от сокращения «Смерть шпионам», авторство устрашающе-емкого наименования приписывают Сталину. Новый «острый» орган создали на базе Управления Особых отделов НКВД СССР, из его же кадров. . И мое воображение тут же нарисовало сцены лихих оперативных комбинаций, за которые получили ордена офицеры СМЕРШа, — это же «В августе сорок четвертого», в натуре!

…Глаз сразу цепляет монументальные формулировки из наградного листа замначальника отдела контрразведки СМЕРШ 14-й воздушной армии подполковника Петра Жура, представленного к ордену Красного Знамени: все совсем не так, как в романе Владимира Богомолова! Это не август 1944-го, а, натурально, 1937-й: «Тов. Жур… проделал большую работу за время Отечественной войны по разоблачению контрреволюционного элемента и по пресечению их преступной деятельности». (Лексика и орфография оригинальных документов сохранены. — Авт. ) «Под его личным руководством в частях 14 ВА были вскрыты 3 изменнические группы, по которым арестовано и осуждено 25 человек, а также арестовано и осуждено более 80 человек антисоветчиков, дезертиров, членовредителей». Лишь один наградной лист и чекист, а уже свыше сотни «контриков», якобы выявленных в штабах авиадивизий и на аэродромах (где ж еще их мог раскопать бдительный «авиасмершевец»!)… И не просто ведь выявил, «разоблачил» — подвел под расстрельные приговоры или загнал в штрафные роты. Можно ли поверить, будучи в здравом уме и трезвой памяти, что среди боевых летчиков и авиатехников было столько врагов, да еще и в славном на победы 1944-м?! К слову, не всякий немецкий ас мог похвастаться столь высокой результативностью в деле истребления кадров советских ВВС. Но все же вышестоящая инстанция решила, что «Красное Знамя» — это как-то уж как-то чересчур, сойдет и «Отечественная война» I степени, невзирая даже на то, как отмечено в документе, что «по частям 14 ВА, за время работы т. Жур случаев измены Родине (перелетов на сторону противника), переходов — не было». Настоящий героизм! Надо полагать, к победному маю 1945 года чекист Жур основательно нарастил свой боевой счет истребленного в 14-й воздушной армии «шпионско-предательского элемента» из числа летчиков и авиатехников.

Наградной лист на начальника отдела контрразведки СМЕРШ 14-й воздушной армии, полковника Сергея Никитина, прямого и непосредственного начальника вышеозначенного Жура, — та же лексика, те же формулировки 1930-х: «За успешную работу в период Отечественной войны по разоблачению и пресечению антисоветской деятельности к-р элемента тов. Никитин достоин правительственной награды — ордена Отечеств. войны I степени». Конечно, достоин — «решительно вскрывал и разоблачал подрывную деятельность вражеской агентуры и антисоветских элементов, искоренял изменников и предателей, своевременно предупреждая их преступные намерения…». Как у них, чекистов, все строго и по субординации: в полном соответствии с номенклатурным статусом подчиненному положено проявлять подвиги по части разоблачения лишь банальных «антисоветчиков» с «членовредителями», а его начальник имеет право отличиться на ниве разоблачения еще и «вражеской агентуры»! В наградном листе так и записано: «Решительно вскрывал и разоблачал подрывную деятельность вражеской агентуры и антисоветских элементов, искоренял изменников и предателей, своевременно предупреждая их преступные намерения». Попутно главный чекист воздушной армии «вел беспощадную борьбу с трусами и паникерами, расправляясь с ними в необходимых случаях на месте, во время боя на передовой линии огня». Вчитаемся еще раз: расправлялся «во время боя на передовой линии огня» — применительно к летчикам это нечто! Неужели начальник СМЕРШ воздушной армии, негласно забравшись в кабину истребителя или штурмовика, беспощадно отстреливал трусов и «шлепал» паникеров из табельного ТТ из-за бронеспинки — прямо в воздухе, над линией фронта?!