Денис Горелов - Родина слоников (сборник)

Проект увядал на глазах: ну как можно было ставить вестерн без летающих по стойке стопарей, пьяных кобыл и фразы «Пора, однако, промочить глотку»? Помощь пришла от соседей по лагерю. Герой великого чешского блокбастера детских утренников «Лимонадный Джо» искоренял пьянство с помощью эликсира меткости — колалоковой газировки; как и прочие антиалкогольные кампании, эта привела к значительному сокращению местного населения. Достаточно было поменять идейно сомнительную «Колалоку» на волшебный фонарь кинопроектора да вспомнить, в какой мере кино в СССР отвлекало нацию от пьянства дикого — и вышел бойкий мюзикл Аллы Суриковой о святой и безнадежной борьбе с зеленым змием, хамством, гопничеством и общей национальной культурой упоительных вечеров. И о том, какой же это мартышкин труд — истреблять национальный порок административными мерами, пусть и в содружестве с ослепительной сборной всех звезд облегченного жанра от Анофриева до Ярмольника, за исключением Джигарханяна (горе этой безмозглой стране! в народной оперетте Джигарханяну роли не найти! — впрочем, осознав промах, Сурикова на следующий фильм «Две стрелы» позвала его первым).

В музыкальной принадлежности этой пародии сегодня нет никаких сомнений: лишь по досадному недоразумению и общей жанровой неграмотности титры не были открыты именами композитора Геннадия Гладкова и автора слов Юлия Кима. Связующие межвокальные шуточки сценариста Акопова, все как одна начинающиеся словами «сдается мне…», годились разве что для вожатских концертов и никак не заслуживали первой строки в поминальнике. Качество текстов подскакивало тотчас, как артисты начинали петь — Ким получил роскошную возможность поэксплуатировать свои старые зонги на тему «Кончайте ваши прения, седлайте лошадей — кругом такая прерия, поехали по ней».

К сожалению, Сурикова отфильтровала часть куплетов — в шлак ушли и «на джинсики нарядные наденьте с двух сторон двенадцатизарядные системы „смитвессон“», и гениальное «с наемными убийцами роскошный кавалер и сто индейцев с лицами актеров ГДР». Случись авторам восстановить пару-тройку вокальных номеров и пригласить более талантливого либреттиста — оперетта «Человек с бульвара Капуцинов» по сей день шла бы в детских театрах страны (если название — интеллектуальная собственность Акопова, пьесу можно было бы назвать «Капуцин с бульвара Человеков», смысл не меняется).

Дело довершили душка Миронов, пышная блондинка Яковлева, одноглазый Ярмольник, краснокожий Мишулин и каскадерский цирк. Трюкачи вечно жалуются на роль парий-ассистентов — на этот раз им была предоставлена полная воля летать, ломать и взрывать. В побоище участвовало аж двенадцать дублеров — число беспрецедентное.

Миронов умер фактически на озвучании, и стрекот проектора, в отличие от экранного, не смог привести его в чувство. Зато стрекот принес «Мосфильму» немалый барыш: «Человек» стал предпоследней советской картиной, преодолевшей планку в 50 миллионов зрителей (за ним была только «Маленькая Вера»). Сурикова вошла в избранный клуб режиссеров-блокбастерщиков, а сценарист Акопов подался в США переписывать голливудские сценарии на модную в то время русскую тему. Покойные Петр Луцик и Алексей Саморядов, приглашенные в тот период в Голливуд по результатам конкурса Американо-Советской киноинициативы, утверждали, что убожеством тогдашних фильмов о России и демпингом на международном рынке постсоветских сценаристов мы обязаны именно ему, эксплуататору иноземных мифов.

А царство трезвости в России так и не устояло. Антиалкогольные крестовые походы во всем мире сопровождались глобальными структурными изменениями — не миновали они и нас. Но если в США прохибишн привел к окончательной централизации оргпреступности, наконец-то получившей унифицированное поле деятельности по всей стране, в России культура винопития совершенно не требовала стационаров, которые легко было бы взять под единый пресс-контроль, и благородные инициативы властей обернулись лишь первым в горбачевской истории сахарным дефицитом и стремительным обогащением таксистов. Нещадно эксплуатируемый кинематографом образ Вергилия городского дна засиял новыми национальными красками: если у цейлонского моторикши в любое время дня и ночи можно добыть путеводитель по местным борделям, русский таксопарк стал круглосуточным источником веселящих жидкостей.

Благое намерение в который раз разбилось о неприступную скалу народного духа, оставив на память о себе безработного президента, антикварные талоны на водку, журнал «Трезвость и культура» с первопубликацией ерофеевских «Москва — Петушков», несказанно распространившуюся цитату из Владимира Красна Солнышка «Веселие Руси есть пити» (на этом основании он, между прочим, отверг трезвеннический ислам) — и гимн абстиненции «Человек с бульвара Капуцинов».

1988, к к/ст. им. Горького. Реж. Юрий Кара. В ролях Анна Самохина (Рита), Валентин Гафт (Артур), Зиновий Гердт (адвокат), Борис Щербаков (Андрей), Гиви Лежава (Рамзес), Амаяк Акопян (Кукольник). Прокат 39,1 млн человек.

К середине 80-х гонения на оргпреступность приобрели характер «1001 ночи». В ближних эмиратах следователи по особо важным делам откапывали из дувалов несметные сокровища: горы злата, чеканные кумганы и рубины «пурпурный султан» величиной с лошадиную голову. Одноглазые ханские нукеры с удостоверениями республиканского МВД из горных засад палили по ним из кремневых ружей и автоматов иностранного производства. В скалистых пещерах томились невольницы-комсомолки-спортсменки, на плантациях немые гиганты-надсмотрщики бичевали нерасторопных дехкан, а паши с визирями на шитых золотом коврах зачерпывали жирными пальцами плов, разламывали персики, и бараний жир с соком пополам текли по их мордам сыновей свиньи и шакала. Тем временем в столице стрелялся в лоб начальник дворцовой стражи (все начальники стражи — нехорошие люди) и его жена, блондинка в мехах и брильянтах. А его заместителя волокли под белы рученьки в зиндан и закатывали на полную катушку, как рядового кишлачного казнокрада, несмотря на богатые родственные связи со всемилостивым эмиром. Народные сказители Насреддины слагали о том оды прогрессивного содержания в еженедельниках «Огонек» и «Московские новости», перемежая их вчерашними былями с пышными названиями «Дело „Елисеевского“» и «Дело торговой фирмы „Океан“». Дробящиеся с ревом волны, соленый запах икорного бизнеса, поспешные казни лихоимцев и высоченные зеркала с позолоченной лепниной главного московского гастронома лишь подогревали экстатическое любопытство жадных толп, безумием объятых. Никогда ни до, ни после организованный разбойник не пользовался у правоверных жителей Багдада столь благоговейным поклонением, как в 1988 году. Ему приписывали лоск и стиль, робингудство и обхождение, щедрость и справедливость. Брезгливая неприязнь к одрябшей и агонизирующей деспотии по старой народной традиции возводила в культ любую разбойную вольницу — гайдуков, абреков, кудеяров и беня-криков, особенно если о них написано замечательным русским языком нерусского человека. В результате только в следующем году «Одесские рассказы» Бабеля были экранизированы аж трижды (!). А самой первой ласточкой стал фильм злободневного режиссера Юрия Кары «Воры в законе» по очень дальним мотивам романтических баллад Фазиля Искандера «Чегемская Кармен» и «Бармен Адгур», соответственно 21-й и 22-й суры эпохального труда «Сандро из Чегема». На дворе стоял 88-й, год Закона о кооперации, громких авиаугонов, первых отрядов милиции особого назначения, первого конкурса красоты «Московская красавица» и первого фестиваля зрелищного кино «Золотой Дюк». Фильм удостоился на нем антиприза «Три „К“»: конъюнктура, коммерция, кич. На «Ворах» не отоспался только ленивый — притом никто не объяснил, чем плох кич, тем более на фестивале зрелищного кино. Кара любовно собрал всю мифологию знойного южного бандитизма: белые «тройки» с бабочкой и белые «Волги» с нулевыми номерами, пиковые крали босиком и в алых лохмотьях и черные генеральские парабеллумы с инкрустацией, шоссейные гонки под «Кармен-сюиту» Визе — Щедрина и сбитые коляски с младенцами, утюги на волосатых индивидуально-трудовых животах и отпиливание ножовкой собственной прикованной руки — то был блатной романс высшей пробы, мурочка с выходом, гоп-стоп-опа-Америка-Европа. Гафт весь такой в парчовом халате, Акопян весь такой в усах, белый рыцарь Щербаков и прохиндейский златоуст Гердт, вечно живой еврейский плут из хохляцких сказок, — а уж дебютантка Анна Самохина с кастильской пляской под ритмичный призвон шампанских бокалов длинным-предлинным кадром (слава, слава оператору Вадиму Семеновых!) годилась хоть на обложку, а хоть сейчас на пушной аукцион. Кара, открывший для человечества Наталью Негоду в «Завтра была война», не остановился на достигнутом и выдал путевочку в жизнь еще одной бойкой и лукавой камелии.