Федор Синицин - Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945

В свою очередь, советским властям приходилось противостоять японской пропаганде. Еще в августе 1941 г. японские власти Маньчжурии разработали секретную инструкцию по массовой пропаганде, в задачу которой было поставлено «уделять большое внимание подбору газетных сообщений из-за границы: победам Германии нужно уделять много места, победам России, наоборот, — мало». Японские пропагандисты также должны были развеивать «слухи», которые распространялись «со стороны Советского Союза». Характерно, что в мае 1945 г. власти Японии не известили своих солдат о поражении Германии, однако те «сами узнали об этом и много говорили между собой о победах Красной армии». После начала советско-японской войны японское командование призвало население Маньчжурии развертывать «партизанскую войну против русских». Среди японских солдат специально были распространены сведения, что «русские убивают пленных» [2149].

Такая пропаганда приносила свои плоды. При занятии советскими войсками города Маока [2150]на Южном Сахалине значительная часть японского населения бежала из города, однако, увидев гуманное отношение со стороны советских войск, успокоилась и вернулась [2151]. В Маньчжурии, с целью успокоить местных японских колонистов, советское командование издало обращение, в котором говорилось, что «Красная армия с мирным населением не воюет». Мало того, советские войска защищали японских колонистов от самих же японских войск, которые принуждали колонистов убивать своих детей и совершать самоубийства перед приходом Красной армии [2152].

Было издано обращение советского командования к китайскому и корейскому народу, в которых Япония именовалась «разбойничьим гнездом», а японцы — «захватчиками», «милитаристами», «поработителями» [2153]. Миллионными тиражами выпускались листовки, проводились звукопередачи. Советская пропаганда велась под лозунгом «Великий Сталин послал

Красную армию в Маньчжурию, чтобы спасти китайский народ от японских захватчиков». Было отмечено, что население Маньчжурии «безбоязненно поднимает листовки, читает их и машет ими над головами, приветствуя летчиков» [2154]. Советские газеты писали, что китайцы с радостью встречали советских воинов-освободителей. Жители Фуюаня говорили: «Спасибо русским! Спасибо Сталину!» В Харбине «царило небывалое ликование». Над главными зданиями города были подняты красные флаги, через многие улицы — протянуты транспаранты с приветствующими Красную армию лозунгами на русском и китайском языках, радио передавало гимны союзных держав, советские марши и веселую музыку [2155].

Реализации советской пропаганды помогало то, что японцы сами восстановили против себя китайское население, которое «желало поражения Японии в войне и изгнания японцев из Маньчжурии» [2156]. К 1945 г. в этом регионе был расселен 1 млн японских колонистов, для чего китайцы изгонялись из своих деревень или «уплотнялись» [2157]. Японцы унижали китайцев, издевались над ними, по некоторым сведениям вырезая целые деревни. Жестокость породила ответные действия: в одном из сел «китайцы, заслышав шаги Красной армии, перебили всех японцев, оставив пленными лишь главарей в „подарок“ освободителям». Советская пресса отмечала, что «нет здесь более ненавистного слова, чем слово „японец“», поэтому «колонны разоруженных японских солдат приходится оберегать от возмущенных горожан», а к Харбину, «спасаясь от ненависти коренного маньчжурского населения, со всех сторон бегут японские резервисты (то есть колонисты. — Ф. С.) со своими семьями» [2158]. Китайцы радовались тому, что «японцы, точно крысы, удирают из Маньчжурии» [2159].

Сложнее обстояло дело с корейским населением Маньчжурии, так как корейцы «находились при японцах в несколько привилегированном положении», считались подданными Японии и в целом были «настроены дружественно к японцам». Тем не менее отношение китайского населения к корейцам было лучшим, чем к японцам, тем более что наиболее прояпонски настроенные корейцы в большинстве своем бежали вместе с японцами, поэтому вражды между корейцами и китайцами, которая осложнила бы ситуацию, не отмечалось [2160].

Монгольское население Маньчжоу-Го, в том числе созданные японцами монгольские воинские части, проявляло «очень сильные антияпонские настроения». Отношение монголов к Красной армии было доброжелательным. Хотя вначале они «испытывали большой страх перед нашими частями и, напуганные… японской пропагандой, боязливо сторонились советских бойцов и офицеров», затем они «воочию убедились в лживости японской пропаганды» и «прислали в подарок нашим частям… различные съестные припасы» [2161].

Кроме издания бюллетеней и листовок для китайского, корейского и монгольского населения, которых только за первые четыре дня военных действий было распространено 9 млн экземпляров, советские органы пропаганды выпускали газеты, в том числе «Китайский вестник», «Корейскую газету» (Политуправление Приморского военного округа) и «Голос народа» (в городе Дальний). К ноябрю 1945 г. на территории Маньчжурии издавалось 18 газет, журнал и 2 ежедневных бюллетеня общим тиражом более 500 тыс. экземпляров. Местные общества советско-китайской дружбы издавали брошюры и книги о Советском Союзе и Красной армии. Политуправления Забайкальско-Амурского военного округа за время пребывания на территории Маньчжурии распространили 55 млн экземпляров различных изданий [2162].

Особой целевой группой для советской пропаганды стало японское население Южного Сахалина и Курильских островов. В декабре 1945 г. из 370 тыс. человек населения Южного Сахалина японцы составляли 358,5 тыс., корейцы — 23,5 тыс. человек. При этом если корейцы «требовали отправить их в Корею», то японцы были «внешне лояльны… но многие всячески избегали работы, или работали крайне плохо», поэтому «требовалась большая [политическая] работа среди них». В феврале 1946 г. на Южном Сахалине были введены советские законы, была образована Южно-Сахалинская область (включала также Курильские острова), в июле 1946 г. главный город региона (Тоёхара) был переименован в Южно-Сахалинск. К этому моменту население области составляло 376 тыс. человек (не считая военных), из них только 71 тыс. человек были советскими гражданами. Таким образом, в регионе осталось 305 тыс. подданных Японии. Для них издавалась газета «Новая жизнь», которая «пользовалась большим успехом», на японском языке ежедневно велось двухчасовое радиовещание, проводились сотни лекций и докладов на 25 разных тем, было издано 8 брошюр общим тиражом 76 тыс. экземпляров («Что такое советская власть», «Дружба народов СССР», «Советская Конституция — самая демократическая в мире», «Источники силы и могущества СССР»), а также листовки и лозунги. Для японского населения проводились киносеансы, и в газете «Новая жизнь» было опубликовано либретто 30 советских кинофильмов. При областном отделе культпросветучреждений постоянно работали хозрасчетные концертные бригады — пять японских и одна корейская [2163]. Советские органы власти старались учитывать религиозные нужды японского населения Южно-Сахалинской области. Буддийские священнослужители были освобождены от всех мобилизационных работ, обеспечивались продовольствием, буддийские храмы получили «неприкосновенный» статус [2164].