Эрнст Добльхофер - История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

В 1714 году голландец Корнелиус де Бруйн, посетивший руины в 1704 году, выпустил в Амстердаме свои «Путешествия» ( «Reizen» ). Он нашел время и силы скопировать несколько текстов; опираясь на надпись, высеченную в оконном проеме, он доказал, что клинопись читается не вертикально, как думали многие до него, а горизонтально.

Итак, люди, подобные Кемпферу и де Бруйну, заложили основу для дешифровки. Вернее — основу основ, ибо их работы, появившиеся почти одна за другой, возбудили интерес современников. Копии Кемпфера и де Бруйна повсюду призывали любознательных попытать счастья в исследовании удивительных знаков.

Несмотря на длительные войны, в то время во многих странах оказывали покровительство наукам и искусствам. С наибольшим правом это можно сказать о долгом и мирном правлении Фридриха V в Дании. Этот просвещенный монарх, известный в Германии как покровитель Клопштока, уделял много внимания развитию ремесел и торговли; основанная незадолго до того датская Всеобщая торговая компания посылала при нем корабли в Средиземное море, Западную Африку, в Индию и на острова Вест-Индии. И несомненно, что снарядив в 1761 году экспедицию для исследования Аравии, Ирана и прилежащих стран, правительство исходило главным образом из торговых интересов. Известнейшим участником этой экспедиции был сын гольштейнского пастора Карстен Нибур (1733–1815), отец великого немецкого историка Бартольда Георга Нибура.

Рис. 65. Надпись Йехавмилька из Библа (V–IV вв. до н. э.).

Рис. 66. Надпись Табнита из Сидона (III в. до н. э.?).

Многообещающий молодой человек из Людингворта изучал в Геттингене математику, что позволило ему в 1760 году стать в Дании инженер-лейтенантом. Еще в Геттингене он обратил внимание на работы де Бруйна и Кемпфера, и новый, сказочный мир, который они ему открыли, пробудил в нем интерес к Востоку — он принялся за изучение арабского языка. Таким образом, он уже был подготовлен в двух областях знаний, когда в 1761 году отплыл на Восток с датской экспедицией.

Однако широко задуманному предприятию не сопутствовала удача. Путешественники прибыли сначала в Египет, и в Каире им пришлось задержаться на долгие месяцы. В главе о египетской письменности рассказано, как плодотворно сумел использовать гольштинский исследователь вынужденное ожидание, как основательно он занимался иероглифами и какие гениальные мысли высказал о сущности этой письменности.

Наконец, им дали возможность продолжать путешествие. Через Сирию, Палестину и Аравию они отправились в негостеприимные, закрытые для иностранцев южные районы Аравийского полуострова и достигли Санаа. Этот путь стал для многих из них последним. В результате трудностей, неслыханных лишений и враждебности местных жителей экспедиция понесла тяжелые потери. Будучи на волосок от смерти, Нибур попытался приспособиться к обычаям страны — стать настоящим сыном Востока, есть и одеваться, как местные жители. Из южно-аравийского ада живыми вышли лишь врач экспедиции и Нибур. Когда же они, наконец, сели на корабль и отплыли в Бомбей, умер и врач, так что в Бомбее сошел на берег только Нибур. Это был единственный выживший член экспедиции, с которой было связано столько надежд.

Но это не сломило Карстена Нибура. Через год он снова в пути, пересекает Месопотамию и Иран и в первые дни марта 1765 года, осматривая руины Персеполя, стоит уже перед «Троном Джемшида».

Три недели развалины не выпускают его из своих объятий. Он неустанно чертит, набрасывает планы, копирует надписи, и результаты его труда превосходят при этом все, что сделали его предшественники.

Позднее ученые не раз критиковали работы Нибура за незначительные неточности и недостатки. Однако именно его исследования прояснили многое, остававшееся непонятным после Кемпфера и де Бруйна. Выполненные им копии надписей пленяют смелыми и ясными линиями, в которых чувствуется уверенная рука. Появление в 1774–1778 годах «Описания путешествия в Аравию и окружающие страны» (эту книгу Нибура держал Наполеон, инструктируя ученых из египетской комиссии; она его сопровождала и в долину Нила) означало, что ученый мир впервые получил точные копии многих важнейших надписей Дария и Ксеркса, копии, сыгравшие признанную роль в ранних успехах дешифровщиков. В этой же книге содержатся глубоко продуманные и остроумные выводы, к которым пришел Нибур в результате работы над надписями.

Он первый увидел, что сохранившиеся надписи начертаны не одним, а тремя различными видами письменности (для него еще оставалось тайной, что они на трех языках говорят об одном и том же). Он понял, что относительно немногочисленные и простые знаки одной из этих систем письменности — в отличие от двух других — являются буквами алфавита. Это наблюдение Нибура стало отправным пунктом для дальнейшей работы по дешифровке клинописи. Из тонко подмеченных особенностей надписей он сделал вывод, что их надо читать слева направо, и даже установил алфавит из 42 букв. Впоследствии выяснилось, что 32 из них Нибур определил правильно, а 9 — ошибочно; десятым знаком был так называемый словоразделитель. Это следует признать богатым урожаем, если учесть невзгоды, обрушившиеся на экспедицию, и то, что изучение надписей вовсе не было ее целью.

Рис. 67. Пуническая надпись из Карфагена (III в. до н. э.?).

Мужество и настойчивость были отличительными качествами и молодого парижанина Абрахама Гиацинта Анкетиль-Дюперона (1731–1805). Он пришел к исследованию надписей от теологии, и не случайно, что впоследствии именно он положил начало изучению маздеизма в Европе. Теология, которой он занимался в Париже, Оксерре и Амерсфорте, привела его, как и многих других, к восточным языкам. Париж в то время был центром востоковедения в Европе. Анкетиль-Дюперон возвратился в Париж, чтобы посвятить себя изучению восточных языков, но то, что он здесь получил, его не удовлетворило. Находясь под влиянием распространенных тогда романтических представлений, он прежде всего хочет прочесть священные книги парсов, последних живущих в Индии последователей Зороастра (двух парсов, погруженных в молитвенное созерцание священного огня, видел в Баку, как упоминалось выше, Энгельберт Кемпфер).

Для предприимчивого молодого француза Индия не была чем-то недостижимым. Его страна давно уже стремилась приобрести здесь колонии. Все же об увеселительной поездке не могло быть и речи. Анкетиль-Дюперон записывается солдатом на отправляющийся в Индию французский корабль. Его рвение и решительность побуждают правительство выдать ему пособие. В Пондишери, старом французском бастионе на юго-восточном берегу Индии, он прежде всего изучает новоперсидский язык. Отсюда он направляется на север, в Бенгалию (это путешествие было связано с большими опасностями, ибо англо-французская война в то время уже распространилась на территорию Индии), а затем через всю страну — к западному берегу, в принадлежавший некогда французам Сурат. Он едет сюда не для того, чтобы рыдать на развалинах французского колониального господства. Правда, его с неудержимой силой влечет в «колонию», но колонию особого рода, где живут последние приверженцы иранской религии — огнепоклонники-парсы.