Эрнст Добльхофер - История письма: Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Они, эти всадники, и являются предками каменной стражи у орхонских гробниц.

Рис. 174. Вильгельм Томсен.

Ни одному из ученых, столь усердно трудившихся над открытием и собиранием памятников рунического письма, так и не удалось дешифровать эту письменность; лишь отдельные общие наблюдения, сделанные Радловым, действительно били по цели. Сама же дешифровка, вошедшая в историю науки как наиболее типичная дешифровка «в один присест» (разумеется, за письменный стол) и доныне служащая образцом блестящего научного подвига, совершенного одним-единственным ученым, была начата и в общем завершена крупнейшим из скандинавских исследователей.

Вильгельм Людвиг Петер Томсен (1842–1927), сын почтмейстера из Рандерса, где он провел детство и раннюю юность и где посещал известную городскую латинскую школу, начал свою университетскую карьеру, как и многие из ученых его поколения, с занятий теологией. Однако вскоре он отходит от нее. Вначале Томсен еще колеблется между филологией и естествознанием; в течение довольно продолжительного времени его сильно влекут ботаника и физика, но, в конце концов, победа остается за любимой наукой о словах, и он целиком отдает себя языкознанию. Студент встретился с выдающимися преподавателями, сумевшими не только окончательно привлечь его к изучению этой области знаний, но и передать ему те основы образцовой методики и многосторонней науки, которые в свою очередь выделили и его самого на фоне многочисленных товарищей по работе и которые он позднее, уже путешествуя как исследователь и ученый, постоянно стремился расширить и углубить. Мадвиг, еще и поныне являющийся крупной величиной среди представителей классической филологии, затем Н.М. Петерсен, а после его смерти К. Лингби вдохновили Томсена на изучение скандинавской филологии; Вестергард, участник дешифровки эламской клинописи, и славяновед Смит также принадлежали к числу его учителей на родине. Молодой скандинав довольно рано проявляет интерес к народу-соседу — финнам — и его языку. Одна из работ Вильгельма Томсена на эту тему, вышедшая в 1869 году, сразу же делает известным его имя. Заграничные путешествия вели Томсена в Берлин, Лейпциг и Прагу (в Праге он изучал чешский язык). Свои исследования в области славянских языков он продолжал под руководством Миклошича в Вене, где прожил довольно долго. Одновременно он умудрялся брать частные уроки сербского, польского и венгерского. Затем Томсен переезжает в Будапешт, где совершенствуется в этих языках; круг его интересов простирался и на арабский, персидский и цыганский языки, а также и на японский, китайский и тамильский, которые он изучал под руководством Бреаля в Париже. Не остались в стороне и тюркские языки — более того, они начинали привлекать его со все возрастающей силой.

Несмотря на то, что Томсен сделал себе имя уже в юные годы, он работал, начиная с 1870 года, когда вернулся на родину, и вплоть до 1878 года учителем латыни и греческого, а затем — до 1887 года занимал, правда, высокий пост, но в школьной же администрации. В 1887 году он стал профессором на кафедре сравнительного языкознания в Копенгагенском университете и не снимал профессорской мантии до 1913 года.

Томсена, в 1877 году издавшего свой исторический труд о связях Древней Руси со Скандинавией и о происхождении Русского государства, особенно привлекали проблемы, связанные с открытием письменных памятников в Южной Сибири — енисейских и тех, которые были найдены в Монголии, на Орхоне. Дело в том, что они как нельзя лучше отвечали его склонностям и интересам в области истории языка и культуры.

Рис. 175. Фрагмент древнетюркского текста, записанного уйгурским письмом.

Поскольку неизвестные знаки с Енисея и Орхона довольно быстро были опознаны как варианты одной и той же «сибирской» (как тогда говорили, да и сейчас говорят иной раз) письменности, Томсен сконцентрировал свое внимание на самых больших и полных надписях, более всего обещавших скорый успех в работе. Такими надписями были орхонские эпитафии Кюль-тегина и Бильге. Соображения, которые Томсен выдвигал при рассмотрении этих сибирских рун, во многих пунктах напоминают нам начальные стадии других удачных дешифровок.

Первым делом он установил направление письма (с этого начинал и Гротефенд) и тем самым выяснил вопрос о том, как нужно читать надписи. Сам издатель надписей В. Радлов впал в данном случае в ошибку. Путем весьма убедительного сравнения, как целых кусков текста, так и отдельных строк Томсен смог доказать, что письмо должно читаться не слева направо, подобно, например, монгольскому (так полагал Радлов), а справа налево, как читаются вертикальные строки китайской письменности.

Следующий шаг состоял в подсчете «букв»; в итоге получилось интересное число — 38 знаков. Это со всей очевидностью определяло место данной системы письменности — где-то посередине между чистым алфавитным и слоговым письмом. Вспомним, что слоговые письменности, о которых была речь до сих пор, содержали, как правило, по меньшей мере, 50 знаков, тогда как алфавиты — никак не более 30. Из этого обстоятельства Томсен сделал весьма важный вывод: мы, вероятно, имеем дело с алфавитным письмом, но таким, где отдельные знаки для одного и того же звука чередуются в зависимости от определенных предпосылок — то есть от того, какой звук предшествует данному звуку или за ним следует. Затем Томсен, изучая уже внешний вид письма, проводит исследование, которое как раз и должно было показать, что те или иные согласные чередуются под влиянием предшествующих или последующих.

В основе этого исследования лежало очень простое соображение. Томсен сказал себе: из одного ряда знаков XYX иначе — из группы знаков, в которой два одинаковых знака разделены еще одним, отличным знаком, или X должен передавать согласный звук, и тогда Y — гласный, или, наоборот, Y — согласный, и тогда X — гласный. Он провел тщательное сравнение подобных рядов знаков и достиг на этом пути первой цели — нашел гласные в знаках . Правда, не все было определено правильно; так, вначале он принимал o/ũ за ö/ü , а настоящее ö/ü , то есть — за ä . Сразу верно он определил i , однако потребовалось преодолеть целую цепь заблуждений, прежде чем был найден четвертый гласный в знаке — a/ä .