Владимир Тихонов - История Кореи. Том 2. Двадцатый век

В похожем, «культурно-националистическом», направлении развивалась и мысль другого радикального националиста, который предпочел эмигрировать с оккупированной японцами родины — публициста и историка Син Чхэхо. После аннексии Кореи он переехал на жительство во Владивосток, где работал в корейской прессе, в том числе в качестве редактора издававшееся с марта 1912 г. газеты «Квоноп синмун». Однако раздоры между различными провинциальными группировками в среде владивостокских корейцев, недоверие русскоподданных корейцев — в основном выходцев из северо-восточных районов Кореи — к «чужакам» из центральных районов страны вынудили его уехать в 1913 г. в Китай. Сотрудничая в создаваемых Пак Ынсиком националистических эмигрантских организациях, Син Чхэхо продолжал заниматься исследованиями древнекорейской истории, бывшей для него «фундаментом нашего национального духа», и искал возможности для организации вооруженной борьбы с японскими захватчиками. Однако вплоть до конца первой мировой войны ни в России, ни в Китае, являвшихся союзниками Японии и стран Антанты в борьбе против Германии, организация вооруженного антияпонского сопротивления реальной не представлялась. Как и Пак Ынсик, Син Чхэхо оставался приверженцем идей социал-дарвинизма, причем в их крайней форме. В своем романе «Небо, которое я увидел во сне» (1916 г.) он изобразил загробную жизнь как продолжение «борьбы за выживание» в реальной жизни — победители в ней отправляются в рай, а побежденные — в ад. Рай был также наградой за верность нации, а ад предназначался «предателям», в число которых Син Чхэхо включал даже тех, кто, например, женился или выходил замуж за японцев. Государственнический социал-дарвинизм Син Чхэхо 1910-х годов мог быть привлекателен для части эмигрантской интеллигенции, но практически никоим образом не соотносился с реальной жизнью основной массы корейского народа, с борьбой сельской и городской бедноты против эксплуатации со стороны как японских, так и корейских землевладельцев и предпринимателей.

Более практичной и результативной можно считать деятельность протестантского активиста крестьянского происхождения Ан Чханхо, эмигрировавшего из оккупированной японцами Кореи вначале в Китай, а затем, после недолгого пребывания во Владивостоке— в США. В Америке, став в 1912 г. президентом Корейской национальной ассоциации (националистической группы, созданной в 1905 г. в Лос-Анджелесе), Ан Чханхо вел активную работу по облегчению трудовой эмиграции корейцев в США, защите корейского населения от притеснений и расистских атак, улучшения условий труда корейцев на плантациях в США и Мексике. Однако, при всем значении, которая его правозащитная и просветительская деятельность имела для корейской общины в США, Ан Чханхо также являлся сторонником социал-дарвинизма. Он был убежден, что лишь «улучшение корейского национального характера» и «воспитание в корейцах трудолюбия, чистоплотности, бережливости и духа взаимопомощи и доверия» — т. е. капиталистических ценностей — поможет Корее постепенно «подготовиться к независимости».

Этим целям должна была, в частности, служить основанная им в 1913 г. «Академия по воспитанию благородных мужей» ( Хынсадан ), задачей которой было привить подрастающему поколению корейской эмиграции «христианские и американские ценности». К любым проявлениям радикальной борьбы масс за свои права Ан Чханхо относился отрицательно, противопоставляя им идеалы «единения во имя нации». Идеи Ан Чханхо пользовались популярностью среди мелкой и средней протестантской буржуазии северо-западной Кореи (на родине самого Ан Чханхо), а также среди части корейской интеллигенции и студенчества, но вряд ли были способны завоевать массовую популярность. Еще дальше от забот и интересов простых людей отстоял другой действовавший в США протестантский националист — будущий первый президент Южной Кореи Ли Сынман. Первый кореец, получивший степень доктора философии в американском университете (Принстон, 1910 г.), Ли Сынман отстаивал идею «дипломатического пути к независимости», надеясь, что в будущем США войдут в военный конфликт с Японией, который и избавит в итоге корейцев от колониального ига, и считая главной задачей налаживание связей с американским истеблишментом, а также религиозно-образовательную работу в эмигрантской среде.

Рис. 34. Групповая фотография активистов «Академии по воспитанию благородных мужей». Калифорния, 1917 г.

В целом, корейские националисты социал-дарвинистского плана, как жившие и работавшие в Китае (Пак Ынсик, Син Чхэхо), так и опиравшиеся на американскую корейскую общину (Ан Чханхо, Ли Сынман), были глубоко оторваны от проблем и интересов большинства корейского народа, «вождями» которого они себя считали. Показательно, что, при всех их усилиях в области просвещения, работы над национальной историей и культурой, ни один из них не затрагивал в своих работах и выступлениях таких животрепещущих, первостепенных для сельской бедноты тем, как земельная реформа или хотя бы ограничение эксплуатации безземельных и малоземельных крестьян. Как социальное происхождение националистических лидеров, так и их социал-дарвинистская уверенность в «первостепенности национального сплочения в эпоху борьбы за выживание между нациями всего мира», лишали их интереса к реальным проблемам жизни корейских «низов».

В то время как националистические лидеры в эмиграции продолжали развивать уже оформившиеся в 1900-е годы идеи «самоусиления», среди интеллигентной молодежи стало намечаться размежевание между радикалами и умеренными реформаторами. В самой Корее политика генерал-губернаторства препятствовала развитию среднего специального и высшего образования. Не поощрялось вообще и образование для корейцев как таковое, из опасения, что школы легко могут стать рассадниками антияпонских настроений. Если на момент аннексии Кореи в стране было около 2200 частных школ, то уже через пять лет политика административных преследований независимого образования привела к сокращению этого числа почти в два раза. В 1915 г. во всей стране было только 8 средних школ повышенной ступени и 19 специальных учебных заведений (сельскохозяйственных, коммерческих училищ и т. д.) — и ни одного университета. Неудивительно, что каждый год до сотни корейцев отправлялись на учебу в японские университеты и колледжи. В Токио в начале 1910-х годов существовала корейская студенческая община из 400–500 человек, имевшая с 1912 г. свою ассоциацию и издававшая с 1914 г. журнал «Свет Знания» ( Хакчигван ). В основном корейские студенты в Японии 1910-х годов — большей частью выходцы из землевладельческих или чиновных семей или стипендиаты религиозных организаций — придерживались умеренных социально-политических взглядов, густо окрашенных социал-дарвинизмом. Первая мировая война рассматривалась корейскими студентами как проявление «извечной для людей вообще, и особенно для современных цивилизованных государств, борьбы за существование», а секрет успеха в это борьбе для Кореи студенты видели в «воспитании прилежания и бережливости в народе», развитии кредитно-банковской системы и льготных кредитах для индустрии, особенно текстильной, а также движении за покупку населением корейских товаров вместо импортных. Некоторые студенты и молодые интеллигенты— в основном школьные преподаватели — объединившись с несколькими текстильными фабрикантами, даже создали в 1915 г. «Общество поощрения корейского текстильного производства», впрочем, скоро разогнанное властями. Ясно, что популярные среди студентов идеи промышленной модернизации страны отвечали, прежде всего, интересам зарождавшихся в Корее предпринимательских слоев.